Ночное дежурство

Рассказ (по изданию Ю.Семенов. Собрание сочинений, т.17. М.: ЭГСИ. 1997.)

В тот вечер мне позвонил мой давнишний приятель. Он учился на юридическом факультете, а я вольным слушателем посещал исторический. Приятеля звали Славка. Он сказал, что работает инспектором МУРа в центральной милиции на Петровке, 38, и пригласил провести сегодняшнюю ночь с ним — он был дежурным по уголовному розыску.

...Трое его помощников из оперативной группы играли в домино вместе с шофером дежурной машины. Один спал, свернувшись калачиком на диване. Мы сидели со Славкой на подоконнике и разыгрывали ферзевый гамбит.

Дежурство было спокойным — я ждал иного. Один из оперативников пошел в «Эрмитаж», там украли бумажник у артиста эстрады, и он бурно негодовал в комнате милиции; пожар, возникший в районе Измайлова, быстро потушили, и туда никто не поехал; ребенка, потерявшегося в парке культуры, нашли без помощи центральной милиции, так что можно было играть в шахматы.

В три часа утра, когда мы только-только легли спать, позвонили из Быковского отделения милиции: на тридцатом километре вооруженное нападение на машину — с избиением и угоном. Славка взял двух помощников, мы сели в оперативную «Волгу» и понеслись под красные семафоры по пустой и прекрасной, очень чистой, умытой поливальными машинами Москве. Там, где встречались редкие пешеходы, шофер врубал сирену, и сразу тихие улицы ночного города становились тревожными. Уже светало, небо на востоке делалось сиреневым, а поверху было придавлено чернильно-синим, а уже после — лежала звездная ночь. Было все, как у пророка Исайя: «еще ночь, но уже утро». Изредка Славка включал рацию и спрашивал дежурного по уголовному розыску:

— Алло, алло, я — Воронеж. Ничего нового?

— Пока ничего, — отвечал дежурный, — быковская группа еще не вернулась с места происшествия.

— Чего ж они так возятся? — ворчал Славка. — Могли б и поскорей. Оружие-то у бандитов какое?

— Потерпевший говорит, что били его рукояткой «ТТ».

Славка выключил рацию, обернулся ко мне и спросил:

— Слушай, старик, я на завтра взял билет. Пойду смотреть «Милый лжец». Это — хорошо?

Он не играл, спрашивая меня про спектакль, и про завтрашний день, и про веселую трагедию о Шоу. Ловить людей с пистолетами «ТТ», которые бьют рукоятью и угоняют машины, — его профессия, его труд. Как у детского врача. Или уборщицы. Или редактора.

Уже возле самого Быкова дежурный включил рацию и пророкотал в микрофон:

— Воронеж, Воронеж, я — Омск.

— Я — Воронеж, слушаю тебя, — ответил Славка. — Что-нибудь веселое?

— Нашли одного из банды — он был шестым, не влез в машину.

— Молодцы, — сказал Славка.

Он снова обернулся ко мне и сказал:

— Говорят, что мхатовский «Милый лжец» лучше, чем в театре Моссовета. Ты там не смотрел?

Парень, которого задержали, сидел на табуретке, а Славка — на краешке высокого стола с зеленым сукном и молча разглядывал его, изредка ударяя костяшками пальцев по дереву, закапанному разноцветными чернилами.

— Ну? — спросил наконец Славка.

Парень заерзал на стуле и стал быстро повторять:

— Я ничего не знаю, ничего не знаю я, не знаю я ничего...

Славка закурил, не отрывая от него глаз, а потом сказал:

— Имей в виду, если они напортачат на этой машине — ты пойдешь по делу вместе с ними. Если ты поможешь нам сделать так, чтобы они не нашкодили на той «Волге», тебе же будет лучше.

— Врете вы все.

— Врут, если боятся чего-то или если иначе станет скандалить жена. Ты мне не жена, а боишься меня ты — так что все выходит наоборот.

Парень поерзал на стуле, а потом отвернулся к стене и стал выбивать каблуком частую дробь. Славка сказал:

— Ну?

Парень помотал головой. Славка затушил окурок в старой консервной банке и вышел из комнаты. Я вышел следом за ним. Славка сел на деревянную скамейку, потянулся и сказал:

— Через десять минут все скажет.

— Почему думаешь?

— Тип такой. Пальцами хрустит. И каблуками постукивает.

— Ты, верно, возненавидел род людской, а?

— Наоборот.

— Брось... С такими — возненавидишь.

— Нет, — повторил Славка, — все наоборот, старик. Это сложно, но тем не менее я говорю правду. Я, как собака: понимать — понимаю, а сказать про это не могу.

Через пять минут мы вернулись в комнату. Славка сел на краешек стола и засмеялся.

— Привет, глупенький, — сказал Славка, — сейчас с Длинным очную ставку получишь.

Потерпевший нам рассказал, что один из грабителей был длинного роста. Славка решил играть этими обрывками данных. Но сказал он эту фразу про Длинного так спокойно и уверенно, что парень встрепенулся и спросил:

— Взяли Серегу?

— Взяли.

— Где?

— Сам знаешь, куда они поехали.

— Свистишь, начальник. На пушку берешь.

— Храбрый ты, парень, как я погляжу. Взяли их всех, понял? — Славка уперся в парня глазами. — Всех взяли на промтоварном.

Машину угоняют, как правило, для того чтобы «взять» магазин — продуктовый или промтоварный. Жулики живут по законам, которые до сотой доли познаны сыщиками.

Парень дрогнул лицом и спросил:

— В Санарях?

— Тут я задаю вопросы, а не ты. На ручку. Пиши, пока их привезут.

— Зачем писать, если вы и так все знаете?

— Порядок такой. Ты что, новичок?

— Первый раз. Пьяный я был, Серега уговорил.

Славка спросил:

— Блинов, что ли?

Я понял, что Славка назвал первую пришедшую ему на ум фамилию. И снова он выиграл. Парень ответил:

— Да нет, Кизяков. Длинный.

Славка вышел в комнату дежурного и сказал:

— Пошлите людей в Санари, там видимо, ограбили магазин. И установите Сергея Кизякова. По кличке Длинный.

— А его устанавливать нечего. Сволочь, недавно вернулся после хулиганства и снова, видишь, начал. Он с Дубков. Дом восемь. Мы же его знаем, как голого.

Славка поставил меня в простенке между окнами. Он и два его помощника на цыпочках пошли к крыльцу дома номер восемь. На углу, в двух шагах от меня, стал третий. Он вытащил пистолет из заднего кармана брюк и сунул его в карман плаща.

Поднималось солнце. Речка, разрезанная солнечными лучами на яркие черные и желтые полосы, дымилась седым туманом. Деревня Дубки еще спала. В лесочке — зеленом, березовом, молодом — пели птицы. Казалось, что в мире ничего больше нет, кроме этого пронзительного весеннего пересвиста прилетевших с далекого юга птиц.

И казалось диким, что сейчас в это молчаливое, птичье, солнечное утро мы должны прятаться под окнами дома, в котором живет бандит, и хватать его, если он выпрыгнет из окна, и стрелять, если он начнет отстреливаться.

Славка долго прислушивался к тому, что было в доме. Он стоял, приложив ухо к двери, упершись руками в косяк. Потом осторожно поманил меня пальцем, я на цыпочках поднялся к нему, он налег плечом на дверь, и она, пронзительно скрипнув, отворилась. В деревнях не запирают дверей на ночь. Славка стремительно проскочил сени и распахнул дверь, которая вела в комнаты. На большой кровати, укрытый красным ватным одеялом, спал Длинный. Он улыбался во сне. На печке взметнулась старуха и молча схватилась руками за побелевшие, морщинистые щеки. Славка ринулся через комнату к кровати, на которой спал Длинный, схватил его за шею, рванул на себя и сжал обе его руки своими железными пальцами.

— Где пистолет? — спросил он.

— В комоде, — быстро ответил Длинный, побледнев так же, как и старуха на печке: со щек — книзу.

— А вещи из магазина?

— В сарае, — так же быстро ответил тот, сглотнув слюну, и острый кадык черканул его горло. Славка отпустил парня и сказал:

— Одевайся, деятель. Сейчас поедем.

Длинный вдруг изогнулся, запустил руку под матрац и ринулся на Славку с финкой. Но он запутался в одеяле и неловко упал на дощатый пол, ударившись лбом о стул. Славка засмеялся и наступил ногой на финку. Парень взвыл:

— Суки, суки! Ненавижу вас...

— Думаешь, я тебя обожаю? — усмехнулся Славка — Я тебя тоже ненавижу. Хватит выть, не пес. Одевайся.

Старуха слезла с печки и, беззвучно плача, подошла к Славке.

— Снова чего натворил? — спросила она. — Ирод проклятый, паразит...

— Натворил, мать, — ответил Славка. — Натворил.

— Эх ты, — сказала старуха, — на кого ж мать кидаешь? Зубов-то у меня нет, скрошилися, кто кормить станет?

— Замолчи, — сказал Длинный. — Прижми язык.

Оперативник достал из комода «ТТ» и передал его Славке. Славка вытащил обойму, пересчитал патроны, завернул их в тряпочку, и все это — обойму, пистолет и патроны — сунул в карман пиджака.

Длинный открыл шкаф, достал синий бостоновый костюм и драповое, новое пальто. Он надел костюм, повязал галстук, набросил на шею кашне и стал надевать пальто.

— Снимай барахло, — сказал Славка.

— Это мое, а не ворованное.

— Снимай, снимай, герой-одиночка. Матери оставь — продаст.

— Пущай об ней власть позаботится, — сказал Длинный, — у нас власть добрая.

— Ах ты, паразит, паразит, — тихо плакала старуха, — чего же тебе в жизни не хватает, ирод окаянный? Всего тебе было в жизни... Всего...

— Ну! — крикнул Славка, покраснев. — Я что сказал! Длинный дрогнул лицом, усмехнулся и стал снимать пальто, а потом синий бостоновый костюм.

— Мамаша, ватник ему принесите, — сказал Славка, — и старые брюки.

Пришел второй опер и доложил:

— Вещи в порядке, все цело, под дровами в сарае.

— Хорошо. Сиди здесь, я пришлю машину — заберут.

Когда Длинного увели, Славка задержался на минуту в доме и обратился к хозяйке:

— Мамаша, водички дайте, пожалуйста.

— Сейчас, сынок, — ответила старуха.

Она, плача, смотрела, как Славка пьет воду.

— Сынок, — сказала старуха. — За что ж мне мука такая?

Славка обнял старуху за плечи. Меня поразило его лицо — скорбное и мгновенно постаревшее, и в то же время удивленно-обиженное, словно у младенца, который в первый раз столкнулся со злом и неправдой.

Мы вели Длинного по широкой, нескончаемо протяженной деревенской улице, к нашей оперативной машине. В сараях надрывно мычали коровы. Голосили петухи. Из труб валили дымы — штопорящиеся, прозрачные. По шоссе, что шло неподалеку, проносились машины и красные автобусы. Из домов выбегали ребятишки с портфелями. Было слышно — откуда-то издалека по радио транслировали урок гимнастики. И через этот утренний, прекрасный покой шел жулик по кличке Длинный, подняв острые плечи и глубоко засунув руки в карманы старых брюк.

Возле машины Славка остановил Длинного и сказал:

— Обернись, парень.

Тот обернулся.

— Посмотри, что ты потерял. Посмотри на все это. Посмотри как следует.

Длинный молчал.

— Ты можешь все это вернуть, — сказал Славка. — Можешь. Только для этого надо стать человеком.