Значительная польза общих терминов заключается в том, что из них образуются демонстративные единичные термины. Они получаются из общих путем прибавления к последним в качестве префиксов демонстративных частиц «это» и «то». Достигаемая таким образом экономия усилий огромна. Во-первых, мы избегаем бремени знания имен. Мы можем воспользоваться выражениями «эта река», «эта женщина», не зная, каковы в действительности имена этих предметов. Во-вторых, это позволяет нам указывать на единичные предметы, у которых просто нет собственных имен: это яблоко. В-третьих, это помогает нам в обучении употреблению собственных имен. Скажем, мы захотели обучить кого-то имени «Нил». Трудный путь мог бы состоять в длительном тренинге, подобном тому, посредством которого выучиваются слова «мама» и «вода». Мы могли бы показывать нашему ученику отрезки Нила на всем его протяжении от Кении до моря, обучая его правильным употреблениям слова и исправляя его ошибки, пока не будем удовлетворены тем, как он подготовлен к употреблению термина в рамках предполагаемой части мира, но не вне ее. С другой стороны, если он уже владеет общим термином «река» и процедурой производства единичных терминов, нам достаточно всего лишь встать вместе с ним на набережной Каира и сказать один раз, сопровождая это указанием: «Эта река — Нил».
Общий термин предполагает разделение референции, которое, будучи освоено, может затем применяться в бесконечном числе случаев для фиксирования предполагаемых областей употребления единичных терминов. Высказывание «Это Нил», сопровождаемое жестом, но не включающее общего термина «река», может быть неправильно понято как указание на изгиб реки; «Это Надежда» может быть неправильно понято как указание на надежный материал, из которого сделана одежда данного человека; но высказывания «Эта река — Нил», «Эта женщина — Надежда» устраняют сомнения.
Часто выражение «это» само по себе служит единичным термином. Если объект указания отличается от своего окружения, предполагаемые границы референции в рамках данного пространства будут понятны без помощи общего термина; и даже предполагаемые границы референции в прошлом и в будущем вполне могут быть установлены. А изолированного «это» обычно достаточно для указания на Нил или Надежду вследствие того, что бывает известно о человеческих предпочтениях: реки и женщины — более вероятные объекты идентификации, чем изгибы и материалы.
Также мы можем употреблять «это» с массовым термином: «эта вода», «этот сахар». После слова «это», как и после «есть», мы предпочитаем объемный термин в роли общего. Термин «вода», так употребляемый, равняется термину «объем воды», понятому как применимое равным образом как к реке, так и к луже, и к содержимому стакана.
Заслуживающая внимания черта таких терминов, как «эта река», «эта вода», и подобных — мимолетность их референции, в противоположность таким устойчивым единичным терминам, как «мама», «вода», «Нил», «Надежда». Такой эффект имеют не только две демонстративные частицы, но и указательные слова вообще: «это», «то», «я», «ты», «он», «теперь», «здесь», «тогда», «там», «сегодня», «завтра». Обучение ребенка словам «мама» и «вода» зависит от постоянства референции; он приучен методом поощрения и исключения на множестве случаев произнесения подстраиваться под крепко в нем укорененные нормы или границы референции. Изучая указательные слова, он изучает технику более высокого уровня: как менять референцию термина в соответствии с систематическими подсказками, исходящими от контекста или окружения. Демонстративные единичные термины, полученные таким способом, обладают достоинством гибкости и недостатком нестабильности; и этот недостаток начинает сказываться как раз тогда, когда мы вводим собственные имена в качестве носителей референции: «Эта река — Нил», «Эта женщина — Надежда»19.
Демонстративные единичные термины сохраняют механизм остенсии — непосредственного связывания в опыте с объектом референции — и в то же время обходят тренировочный процесс, сопровождающий остенсивное обучение словам «мама» и «вода». Это происходит благодаря общим терминам. Будучи так используемы, общие термины должны, таким образом, выучиваться в первую очередь, а обучение им, как было показано (§ 3.3), представляет собой более сложное дело, чем изучение таких слов, как «мама» и «вода». Но, будучи изучены, они обеспечивают скоростное остенсивное введение единичных терминов, как временных («эта река», «эта женщина»), так и постоянных («Нил», «Надежда»). Более того, такие производные единичные термины, в свою очередь, обеспечивают остенсивное введение новых общих терминов. Следовательно, имея общий термин «круглая (вещь)» и благодаря этому — единичный термин «эта круглая вещь», мы можем дальше объяснить термин «гранат» следующим образом: «Эта круглая вещь — гранат». Нашему ученику может понадобиться несколько таких уроков, чтобы изучить допустимый диапазон различий между гранатами. Но здесь уже заранее проявлена забота о другом факторе в изучении общих терминов, а именно о разделенной референции, поскольку мы даем ученику каждый пример в виде: «эта круглая вещь», используя таким образом уже изученный им общий термин, чьей разделенной референцией он уже овладел.
Мы увидели, что не только общие термины способствуют образованию демонстративных единичных терминов, но и демонстративные единичные термины также способствуют приобретению новых общих терминов. Последнее утверждение есть преуменьшение. Демонстративные единичные термины участвуют даже в приобретении ребенком первых общих терминов: он должен выучить в отношении этого яблока и того яблока — когда их отождествлять, а когда различать (см. § 3.3). Таким образом, демонстративные единичные термины, хотя они образованы из общих терминов, необходимы для усвоения принципа действия общих терминов. Общий термин и демонстративный единичный термин, вместе с тождеством (§ 3.8), представляют собой взаимозависимые средства, которые ребёнок, принадлежащий к нашей культуре, должен освоить одним отчаянным усилием.
Часто общего термина, следующего за терминами «это» или «то», вместе с обстоятельствами произнесения достаточно, чтобы направить внимание на предполагаемый объект без посредства жеста. В подобных случаях преобладает стремление свести роль терминов «это» и «то» к роли определенного артикля (‘the’): например, «эта река» (‘the river’). Такие вырожденные демонстративные единичные термины называются единичными дескрипциями, хотя эта фраза оказывается более удачной, когда доступные в качестве составляющих дескрипцию общие термины сами могут быть составными.
Часто объект настолько явно имеется в виду, что даже общий термин может быть опущен. Тогда, поскольку определенный артикль (в отличие от «это» и «то») никак не может быть существительным, он заменяется существительным pro forma: таковы выражения «определенный (the) человек», «определенная женщина», «что-то определенное». Эти минимальные дескрипции сокращаются в «он», «она», «оно». Такого рода местоимение, таким образом, можно рассматривать как короткую единичную дескрипцию, в то время как его грамматический предшественник представляет собой другой единичный термин, указывающий на тот же объект (если вообще на какой-либо) в тех случаях, когда для его идентификации требуется больше единичностей.
Теперь мы обратимся к другому методу формирования составных терминов. Он, в отличие от метода демонстративных единичных терминов, не подразумевается тем, что он подразумевает; ребенок спокойно может изучить его после того, как совершит свой рывок. Это — метод присоединения прилагательного к существительному в позиции, которую грамматики называют атрибутивной. «Красный» занимает атрибутивную позицию в выражении «красный дом» в противоположность предикативной позиции, которую он занимает в высказывании «Дом Элиота красный». Так сформированный составной общий термин истинен только относительно того, относительно чего истинны оба его составляющих.
Существительные также обычно встречаются в чем-то напоминающем атрибутивную позицию, но большинство так сформированных соединений лучше рассматривать скорее как неуместно сходные конденсации разнообразных фраз. Поскольку, в то время как красные дома и красное вино красные, водные лыжи8* — не вода; таковы же и счетчики воды, водное право, водяные крысы. В выражениях «водные крылья, счетчики, права и крысы» есть даже определенный солецизм (а именно зевгма); слово «вода» нуждается в повторении, поскольку его отношения с каждым из присоединенных терминов различны. Подлинно атрибутивное употребление существительных, говоря функционально, обнаруживается только в ситуативных случаях, таких, как «студенческий лидер», «женщина-полицейский» и «железный брусок»; между тем для прилагательных такое употребление обычно.
Среди прилагательных также имеются исключения. Обыкновенный ребенок не есть нечто обыкновенное и ребенок. То же относится к сомнительной чести, притворной любви, настоящим деньгам и беременным женщинам. К таким прилагательным применимо старое философское слово синкатегорематическое. Ведь такого рода прилагательное не является термином (в моем представлении), который сам по себе выделяет категорию объектов; оно имеет смысл только вместе (син) с термином, например «женщина», как часть другого термина, например «беременная женщина». Даже когда синкатегорематическое прилагательное появляется в предикате в одиночестве, как в высказываниях «Сомнительная честь», «Настоящие деньги», его зависимость от господствующего термина сохраняется; соответствующими подлинными предикациями (§ 3.4) в упомянутых случаях должны быть скорее «Это — сомнительная честь», «Вот это — настоящие деньги». Синкатегорематические имитации атрибутивного и предикативного употребления прилагательных относятся к более утонченной фазе изучения языка, чем та, что нас сейчас интересует; теперь продолжим исследование истинно атрибутивного употребления прилагательных, представляющих собой подлинные термины.
Употребляя прилагательное в качестве предиката, его следует, как известно, считать общим термином: «F» в «Fa». Подобным образом в атрибутивном употреблении следующее за общим термином прилагательное следует считать общим термином, поскольку только так можно и полученное составное выражение в целом считать общим термином, истинным относительно всего, относительно чего вместе истинны его компоненты. Но в атрибутивной позиции при массовом термине прилагательное должно быть признано массовым термином: например, «красное» в выражении «красное вино». Объединение двух массовых терминов дает составной массовый термин. Если счесть два составляющих его массовых термина единичными терминами, именующими две рассредоточенные порции мира, составное выражение окажется единичным термином, именующим еще меньшую рассредоточенную порцию мира, представляющую собой всего лишь общую часть первых двух. Красное вино есть та часть мирового вина, которая также является частью того в мире, что окрашено в красный цвет. Если составной массовый термин играет роль скорее общего термина, как в высказывании «Эта лужа — красное вино» (см. § 3.4), его части также выступают в роли общих терминов; они равносильны в подобных контекстах выражениям «красная вещь» и «немного (или порция) вина», и в таком случае составной термин истинен относительно каждого из предметов, относительно которого оба его компонента вместе истинны.
Формальное сходство между прилагательными и массовыми существительными, отмеченное в § 3.4, не должно затмевать тот факт, что многие прилагательные, такие, как «сферический», разделяют свою референцию с таким же постоянством, как и любое существительное. Такие прилагательные не накапливают референцию и не являются массовыми терминами; они могут обходиться без артиклей и окончаний множественного числа по той лишь причине, что мы скорее присоединяем подобные аксессуары к существительному, которое сопровождается прилагательным в предикативной или атрибутивной позиции9*. Но что можно сказать о таких прилагательных в связи с нашим указанием, что прилагательное в атрибутивной позиции при массовом термине следует считать массовым термином? Успокоительно звучит замечание, что прилагательные, не накапливающие свои референции, стремятся просто не занимать положения рядом с массовыми терминами («сферическое вино», «квадратная вода»). Такие прилагательные служат исключительно в качестве общих терминов. С другой стороны, прилагательные, которые могут выступать в роли массовых терминов, обычно, как мы увидели, выступают и в роли единичных терминов («красное» в выражении «красное вино») и в трех ситуациях — в роли общих терминов («красное» в высказывании «Дом Элиота красный», в выражениях «красный дом» и иногда — «красное вино»).
Но «красный» в роли общего термина настолько отличается от «красный» в роли единичного термина, что первый истинен относительно предметов, не являющихся даже частями единой красной субстанции мира. Красные дома и красные яблоки пересекаются с красной субстанцией мира только самым поверхностным образом, будучи красными лишь снаружи. Так уж устроено, что различие между словом в роли единичного термина и тем же словом в роли общего термина — не просто педантичное различие видов референции; даже связанные области мира могут различаться. И все же оба эти употребления слова «красный» представляют собой естественные следствия того единственного первоначального употребления, которое одно доступно ребенку, прежде чем он освоит разделенную референцию и понятие физического объекта. Ведь на этой ранней стадии не может быть проведено никакого различия между случаем, когда «красное» сказано о яблоке и когда только о его кожуре10*. Ребенок может видеть неразрезанное яблоко как красное, а следом за тем отрезанный от него ломтик — как белый, но белым он видит не отрезанный от того самого неразрезанного красного яблока ломтик, если только не использовать здесь термины утонченной физической идентификации во времени.
Близко к атрибутивному объединению терминов объединение терминов посредством связок «и» или «или». Когда используются такие соединительные частицы, то либо оба составляющих термина имеют форму существительных, либо оба имеют форму прилагательных. В таком употреблении, как ‘a is F and G’ объединение посредством «и» (‘and’) имеет силу объединения, сформированного атрибутивным образом; а именно: оно истинно относительно только тех объектов, относительно которых вместе истинны оба его компонента. Однако, будучи преобразовано в форму множественного числа, как в случае ‘Fs and Gs are H’, объединение посредством «и» (‘and’) обычно функционирует скорее как термин, истинный относительно всех объектов, относительно которых либо истинен один из его компонентов, либо оба вместе. Эта функция в основном закреплена за объединениями посредством частицы «или», когда форма множественного числа не используется.
19 Дополнительно об указательных словах см.: Goodman. Structure of Appearence, p. 290 и дальше, или его диссертацию, Гарвард, 1940, р. 594 и дальше; Russel. Inquiry into Truth and Meaning, ch. 7; Reichenbach, § 50. Термин принадлежит Гудмену; Есперсен (Language) называл их шифтерами, Рассел — эгоцентрическими частицами, а Райхенбах — рефлексивными токенами (token-reflexive). Пирс называл их индексами, но он также употреблял этот термин в более широком смысле; см.: Peirce. Vol. 2, § 248, 265, 283 f, 305.