«Ой» было однословным предложением. «Красное» и «Квадратное», если они употребляются в изоляции, также удобно считать предложениями. Большинство предложений длиннее. Однако даже и более длинное предложение все же может выучиваться как единое целое, наподобие «Ой», «Красное» и «Квадратное», благодаря тому, что некоторая чувственная стимуляция непосредственно обусловливает произнесение всего предложения в целом. Свойственные философии Юма проблемы, касающиеся того, как мы приобретаем различные идеи, зачастую можно обойти, представляя соответствующие слова просто в качестве фрагментов предложений, выученных как единое целое.
Не то чтобы все или большинство предложений выучиваются как целое. Скорее большинство предложений строится из уже выученных частей по аналогии с прежде имевшим место использованием этих частей в составе других предложений независимо оттого, были ли они выучены как целое или нет4. Какие предложения получены путем такого синтеза по аналогии, а какие непосредственно в качестве единого целого — это проблема, затрагивающая биографию, и притом забытую, каждого индивидуума.
Ясно, как новые предложения могут быть построены из старых материалов и при соответствующих обстоятельствах задействованы просто благодаря аналогиям. Будучи непосредственно обусловлен применять «Нога» (или «Это — моя нога») как предложение и «Рука» — подобным же образом, а «У меня болит нога» — как целое, ребенок вполне может произносить: «У меня болит рука» — в соответствующей ситуации, не имея при этом никакого предшествующего опыта употребления этого последнего предложения.
Но задумайтесь о том, как бы мало мы могли сказать, если бы наше обучение предложениям было строго ограничено только двумя способами: (1) выучиванием предложений целиком путем прямого их обусловливания соответствующими невербальными стимуляциями и (2) построением последующих предложений из предшествующих путем подстановки по аналогии, описанной в предшествующем абзаце. Предложения, полученные первым способом, таковы, что каждое из них имеет свой особенный диапазон допустимых стимульных ситуаций, независимо от более широкого контекста. Предложения, полученные вторым способом, в значительной степени похожи на предложения, полученные первым способом; правда, они выучиваются быстрее, но не в меньшей степени могут быть выучены и первым способом. Таким вот образом ограниченная речь удивительно напоминала бы голые отчеты о чувственных данных.
В этом случае была бы вполне уместна тяга к объективному, описанная в § 1.2. Стимуляции, вызывающие «Это — квадратное», включали бы в себя неестественно много удобно расположенных искаженных проекций, требуемых воздействием со стороны общества. Все же эффект от этой тяги к объективному сам по себе является поверхностным, простым искривлением систематизации, искажением фальсификацией в интересах общества набора стимуляций, каждая из которых фиксирует восприятие. Наша идиома в значительной степени осталась бы идиомой того неадекватного вида, что была описана в § 1.1: нарочито безыскусное средство сообщения неприкрашенных новостей. Как было там отмечено, не было бы какого-либо доступа к прошлому, помимо ничтожно малых результатов, которые дает случайный след, оставляемый в памяти неконцептуализованной стимуляцией.
В § 1.1 было отмечено, что для того, чтобы решить, что еще нужно для сохранения богатства прошлого опыта, надо в первую очередь иметь в виду то, что данные памяти представляют собой по большей части следы не прошлых ощущений, а прошлых концептуализации. Мы не можем остановить постоянно происходящую концептуализацию чистого потока опыта; нам нужно лишить этот поток чистоты. Если мы должны использовать готовые концептуализации, а не просто повторять их, то желательно ассоциировать предложения не только с невербальной стимуляцией, но и с другими предложениями.
Вышеуказанный способ (2) в известном смысле всегда представляет собой ассоциацию предложений с предложениями, но только весьма ограниченную. Кроме этого требуются ассоциации слов со словами, чтобы обеспечить использование новых предложений без привязывания их, пусть даже производным образом, к какому-либо фиксированному диапазону невербальных стимулов.
Наиболее очевидным случаем вербальной стимуляции вербальной реакции является опрашивание. В § 1.2 уже было отмечено, что «Красное» является однословным предложением, обычно требующим вопроса для своего произнесения. Вопрос может быть простым: «Какого это цвета?» В этом случае стимул, вызывающий произнесение предложения «Красное», является составным: красный свет воздействует на глаз, а вопрос на ухо. Или же вопрос может быть «Какого цвета это будет?» или «Какого цвета это было?». В таком случае стимул, вызывающий произнесение предложения «Красное», является вербальным; он не сопровождается красным светом, хотя его способность вызывать ответ «Красное», конечно же, зависит от предшествующей ассоциации предложения «Красное» с красным светом.
Широко распространена и обратная зависимость: способность невербального стимула вызывать данное предложение обычно зависит от предшествующих ассоциаций предложений с предложениями. И в действительности именно случаи данного вида наилучшим образом иллюстрируют, как язык преодолевает границы, по сути, феноменалистских отчетов (reports). Так, некто, смешав содержимое двух тестируемых тюбиков, наблюдает зеленый оттенок и утверждает: «Там была медь». В данном случае предложение вызывается невербальным стимулом, однако эффективность стимула зависит от предшествующей сети ассоциаций слов со словами; а именно от того, что этот некто знает химическую теорию. Здесь мы имеем дело с хорошей иллюстрацией нашей рабочей концептуальной схемы как своего рода действующего предприятия. Здесь, как и на исходной стадии (1) и (2), предложение вызывается невербальным стимулом, но здесь, в отличие от исходной стадии, вербальная сеть ясно и стройно сформулированной теории вмешивается, чтобы связать стимул с реакцией.
Выступающая в роли посредника теория состоит из предложений, связанных друг с другом при помощи самых разнообразных способов, которые не так-то просто сформулировать даже предположительно. Существуют так называемые логические связи, и существуют так называемые причинные связи; однако любые такие взаимосвязи предложений должны в конечном счете основываться на обусловленности предложений, выступающих в роли реакций, предложениями, выступающими в роли стимулов. Если некоторые из этих связей при более тщательном рассмотрении считаются логическими или причинными, то это только благодаря тому, что они отсылают (by reference) к так называемым логическим, или причинным, законам, которые, в свою очередь, являются предложениями в составе определенной теории. Теория в целом — в данном случае раздел химии, дополненный соответствующими приложениями из логики и других наук, — представляет собой строение, составленное из предложений, различным образом связанных друг с другом и с невербальными стимулами посредством механизма условной реакции.
Теория может быть специально сконструированной, как то имеет место в случае с разделом химии, или же она может быть второй натурой, как в случае с идущим с незапамятных времен учением об обычных непрерывно существующих физических объектах среднего размера. Однако в обоих случаях теория обусловливает разделение чувственных данных по предложениям. В конструкции арки блок свода непосредственно поддерживается другими блоками свода, а в конечном счете он поддерживается всеми блоками, лежащими в основании в совокупности, и ни одним из них в отдельности; и так обстоит дело с предложениями, если они соответствуют теории. Контакт блока с блоком — это ассоциация предложения с предложением, а блоки, лежащие в основании, — это предложения, обусловленные невербальными стимулами при помощи способов (1) и (2). Возможно, следует вспомнить о том, что арка неустойчива во время землетрясения; в этом случае блок, лежащий в основании, поддерживается время от времени только другими блоками, тоже лежащими в основании, через посредство арки5.
Наш пример «Там — медь» наряду с предложениями «Окись меди — зеленая» и другими представляет собой блок свода. Одним из блоков, лежащих в основании, является, возможно, предложение «Вещество стало зеленым», непосредственно обусловленное чувственной стимуляцией, идущей от тестируемого тюбика.
В ряду ассоциаций между предложениями, связывающих в конечном счете между собой предложения «Вещество стало зеленым» и «Там была медь», все шаги, за исключением последнего, являются, очевидно, непроговоренными. Некоторые из них могут быть проговорены кратко и про себя, однако большинство из них просто пропускается тогда, когда теория становится привычной. Такого рода пропуски, которые выходят за пределы аналогии с аркой, кажутся, в сущности, банальностью: транзитивностью обусловливания.
Другой проблемой, выходящей за рамки аналогии с аркой, является различие между ситуативными предложениями (occasional sentences) вроде «Там была медь», истинность которых следует оценивать каждый раз заново в различных экспериментальных обстоятельствах (§ 2.3), и вечными предложениями (eternal sentences) типа «Окись меди — зеленая», истинными всегда. Ситуативное предложение произносится химиком-практиком довольно часто; к произнесению же вечного предложения он может быть побужден всего один раз в юности экзаменатором. Вечные предложения более всего стремятся выскочить из транзитивности обусловливания, не оставляя при этом иных следов, кроме как неявно в создании образцов обусловливания остальных предложений.
В результате ассоциаций предложений с предложениями появляется разветвленная вербальная структура, которая, прежде всего в качестве единого целого, самыми разнообразными способами соотносится с невербальной стимуляцией. Эти связи присоединяются к отдельным предложениям (для каждого человека), однако одни и те же предложения, в свою очередь, так связаны друг с другом и с другими предложениями, что невербальные соединения сами могут растягиваться или поддаваться давлению6. Очевидным образом эта структура взаимосвязанных предложений представляет собой единый связный продукт, включающий в себя все науки и, конечно же, все то, что вообще может быть сказано о мире; поскольку по крайней мере логические истины и, безусловно, многие предложения здравого смысла имеют отношение к любой проблеме и тем самым обеспечивают взаимосвязи7. Однако некоторые среднего размера фрагменты теории обычно включают в себя все связи, которые, вероятно, оказывают влияние на наше суждение о данном предложении.
Устойчивость ассоциации с невербальными стимулами, способность такой ассоциации выдерживать обратное воздействие, исходящее от ядра теории, изменяется постепенно от предложения к предложению. Мыслимые в самом общем виде последовательности воздействий на нервные окончания могут убедить нас в истинности высказывания, что на Элм-стрит есть кирпичный дом, вне зависимости от того, будет ли добавлена или исключена способность вторичной ассоциации. Даже тогда, когда обусловливание со стороны невербальной стимуляции оказывается таким устойчивым, все равно остается неясным, до какой степени оно является исходным, а до какой — продуцируется сокращением старых связей предложений с предложениями благодаря транзитивности обусловливания. За единообразием, объединяющим нас в коммуникации, скрывается хаотическое личностное разнообразие связей, причем для каждого из нас эти связи продолжают развиваться. Никто из нас не учит родной язык одинаковым образом, и каждый из нас в известном смысле продолжает учиться языку на всем протяжении своей жизни.
4 Этот процесс, равно как и первичность предложения, был хорошо известен уже в Древней Индии. См: Brough. Some Indian theories of meaning, pp. 164—167.
5 Аналогии с устройством и аркой хорошо дополняются более подробной аналогией с сетью, разработанной Гемпелем (Hempel) в работе: “Fundamentals of Concept Formation”, p. 36.
6 Олдрич (Aldrich) ярко обощил и проанализировал мою точку зрения по этим проблемам (р. 18f). Но он упускает из виду то, что предложения, расположенные на периферии, и наиболее тесно связанные с невербальной стимуляцией, связаны также и с другими предложениями; и благодаря этому внешняя сила передается вовнутрь.
7 Это обстоятельство, как я думаю, часто упускалось из виду теми, кто возражал против чрезмерного холизма, с которым можно столкнуться в некоторых моих коротеньких пассажах. Но даже если это так, я все равно считаю их возражения в значительной степени обоснованными. См., к примеру: Хофстадтера (Hofstadter, pp. 408ff).