Более тонкие проблемы группирования представлены тем, что называется охватом (scope). Так, рассмотрим выражение «большая европейская бабочка»: должно ли оно быть истинным только относительно тех европейских бабочек, размеры которых велики для бабочек, или оно должно быть истинным относительно всех европейских бабочек, размеры которых велики для европейских бабочек? Вопрос может быть сформулирован так: ограничен ли охват (scope) синкатегорематического прилагательного «большая» термином «бабочка» или термином «европейская бабочка»; а тонкость здесь состоит в том, что охват термина не установить путем простого выбора между двумя способами расположения скобок. Возможно, версию, допускающую более широкий охват, можно выразить таким образом: «большая (европейская бабочка)»; а другую версию — с помощью запятой — так: «большая, европейская бабочка». Кроме того, разумеется, мы можем прибегнуть к парафразу11.
Проблем с определением охвата не возникает, если прилагательные употребляются категорематически, истинно атрибутивным способом. Никакого различия не требуется между выражением «круглая черная коробка», истинным относительно черных коробок, которые круглы, и этим выражением, истинным относительно коробок, которые черны и круглы.
Я не буду искать дальнейшего случая следовать синкатегорематическому употреблению прилагательных. Но есть еще другая связь, навязывающая двусмысленность охвата, и она занимает центральное место в нашем языке; а именно связь с неопределенными единичными терминами.
Так, рассмотрим:
(1) Если какой-нибудь член сделает взнос, он получает мак.
(2) Если все (every) члены сделают взнос, я удивлюсь.
Предложение (1) утверждает о каждом члене следующее: если он делает взнос, он получает мак. Предложение (2) не утверждает соответственно следующее о каждом из членов: если он сделает взнос, я удивлюсь. Ведь это означало бы, что я не ожидаю никаких взносов, тогда как все, что (2) утверждает, — это что я ожидаю меньше, чем взносы от всех. Скорее составное простое предложение «все члены сделают взнос» в (2) делает (хотя и ложное) утверждение о каждом члене; а (2) затем, как целое, составлено из этого замкнутого простого предложения плюс «я удивлюсь». Различие между (1) и (2) иллюстрирует идею охвата неопределенного единичного термина. Граница охвата (scope) термина «любой член» в (1) есть (1) в его полноте, тогда как граница охвата термина «всякий член» в (2) есть только «все члены сделают взнос».
Пример «Я верю, что он видел мое письмо», в отличие от (1) и (2), таит в себе угрозу двусмысленности охвата. Если в качестве границы охвата неопределенного единичного термина «мое письмо» берется лишь «он видел мое письмо», то целое предложение «Я верю, что он видел мое письмо» дополняет «Я верю» содержащим само себя предложением «он видел мое письмо». При этой интерпретации целое предложение равносильно тому, чтобы просто сказать, что я верю, что он не пропустил все мои письма. Если, с другой стороны, граница охвата термина «мое письмо» — целое предложение, включающее «Я верю», то целое предложение, скорее, равносильно тому, чтобы сказать, что есть одно или более определенных моих писем, которые, я верю, он видел.
Если в предложении ‘Each thing that glisters is not gold12’26* мы возьмем в качестве границы охвата неопределенного единичного термина ‘each thing’ («каждая вещь») целое предложение, мы получаем ложь: огульное отрицание золотности (goldhood) в отношении блестящих вещей. Если мы возьмем в качестве такой границы (scope) предложение ‘each thing that glisters is gold’ («каждая блестящая вещь есть золото»), a ‘not’ («не») будем, таким образом, считать внешним оператором, управляющим целым предложением, то мы получим ту истину, которую хотел высказать Шекспир.
Предложения (1) и (2) не двусмысленны по трем поучительным причинам. Одна состоит в том, что (1) имеет местоимение «он» в составе своего второго простого предложения, грамматическим антецедентом которого является «любой член»; мы не можем рассматривать в качестве границы охвата этого термина просто первое простое предложение в составе (1) под угрозой оставить «он» незадействованным. Вторая причина заключается в том, что «всякий» (‘every’), согласно простому и неустранимому свойству английского словоупотребления, всегда требует кратчайшей возможной границы охвата (scope). Третья причина состоит в том, что «любой» (‘any’), согласно простому и неустранимому свойству английского словоупотребления, всегда требует длиннейшей из двух возможных границ охвата. Эта третья причина — внештатная для (1) из-за местоимения «он»; но она утверждает себя в:
(3) Если любой член сделает взнос, я удивлюсь.
Это, в противоположность (2), утверждается относительно всякого члена, что, если он вносит взнос, то я удивлюсь. Тогда как граница охвата термина «все члены» в (2) есть только «каждый член сделает взнос», граница охвата термина «любой член» в (3) есть (3) как целое. Здесь мы видим причину обоюдного выживания очевидных синонимов «любой» и «всякий»: различные коннотации охвата. То же самое иллюстрирует пара:
(4) Я не знаю ни одного (‘any’) стихотворения,
(5) Я не знаю всех (‘every’) стихотворений.
Поскольку у местоимения «любой» (‘any’) широкий охват, (4) значит, что, относительно каждого стихотворения в ряду, я его не знаю. Поскольку у местоимения «всякий» (‘every’), с другой стороны, узкий охват, (5) просто отрицает, что, относительно каждого стихотворения в ряду, я его знаю. Границей охвата термина «ни одно стихотворение» (‘any poem’) в (4) является (4); границей охвата термина «все стихотворения» (‘every poem’) в (5) является «Я знаю все (‘every’) стихотворения», которое (5) отрицает.
Примечательное расхождение между (5) и:
(6) Мне неизвестны все стихотворения (I am ignorant of every poem) —
можно объяснить склонностью местоимения «все» (‘every’) к минимальному охвату. Предложение (6), в отличие от (5), не содержит вспомогательного предложения, так как отрицательное ‘i-’ («не-») в (6), в отличие от ‘not’ («не») в (5), является неотделимой частью. Так, в то время как границей охвата ‘every’ в (5) не является целое (5), границей его охвата в (6) необходимо является целое (6); и, таким образом, (6) эквивалентно не (5), а (4).
Конструкция «такой, что» дает нам подручные графические средства демонстрирования охвата. Обозначив неопределенный единичный термин буквой «b», а его охват — как «...b...», мы можем суммировать метод в следующей максиме: переписывай охват «...b...» как «b такой, что. . . он или его (it) . . . ». Таким образом, (1) — (5) превращаются в:
(7) Каждый член таков, что, если он сделает взнос, он получает мак.
(8) Если каждый член (таков, что он) сделает взнос, я удивлюсь.
(9) Каждый член таков, что, если он сделает взнос, я удивлюсь.
(10) Каждое стихотворение такое, что я не знаю его.
(11) Не каждое стихотворение такое, что я знаю его.
Я здесь заменил «любой» и «всякий» на «каждый» (‘each’), поскольку различия охвата, на которые так тонко указывает индивидуальный выбор между словами «любой» и «всякий», самоочевидны, если использована конструкция «такой, что».
Две интерпретации предложения «Я полагаю, что он видел мое письмо» будут такими:
(12) Я полагаю, что какое-то мое письмо такое, что он видел его.
(13) Какое-то мое письмо такое, что я полагаю, что он видел его.
Но о (13) нам еще будет что сказать в § 4.6.
Этот способ демонстрирования охвата существенным образом зависит от постановки неопределенного единичного термина в позицию грамматического субъекта предикации, являющейся границей его охвата, и, таким образом, — от сведения вопроса об охвате к вопросу об определении предиката субъекта. Смысл конструкции «такой, что» состоит всего лишь в том, что она позволяет превратить любое «...b...», какое мы можем хотеть высказать о любом b, в единичный сложный предикат «такой, что . . . он. . . » (‘such that . . . it. . . ’), который можно атрибутировать b.
В (8) есть нечто особенное, а именно: «каждый член» уже ограничен своим собственным охватом — «каждый член делает взнос», так что маневр «такой, что» оказывается излишним. Предложение (8) представляет собой идеально простой случай. На другом полюсе простое предложение вида «такой, что» может оказаться настолько сложным, что придется прибегать к переменным, чтобы сохранить прямые референции местоимений. Но к этому мы подготовлены сказанным на последних страницах; «есть такой, что . . . он (it). . . » всего лишь расчищает путь для «есть объект x такой, что ...x...». Вставка слова «объект», делающего существительное из прилагательного простого предложения, открывающегося словами «такой, что», здесь служит исключительно грамматической цели дать «x» что-нибудь, к чему оно могло бы относиться как приложение. Обычно также в сложных случаях приветствуется возможность обозначить границы охвата (limits of scope) путем заключения в скобки простого предложения, открывающегося словами «такой, что». Значительная ценность маневра «такой, что» в установлении границы охвата заключается в том, что он более явно делает эту границу предметом группирования, поддающимся заключению в скобки.
Простые предложения, открывающиеся словом «который» (‘which’), представляют собой прилагательные, которые, подобно прилагательному «простой», встречаются только в атрибутивной, но не в позиции предиката. И это — вполне разумно, можно заметить; ведь предикация простого предложения, открывающегося словом «который», не сделает ничего, что не было бы сделано проще одним только этим простым предложением, в котором «который» заменено субъектом предикации. Во многом то же самое можно было бы сказать о простых предложениях, открывающихся словами «такой, что»: предикация простого предложения этого вида не делает ничего, что не было бы сделано одной лишь его частью, стоящей после «такой, что», при том что его местоимение заменено субъектом предикации. Тем не менее простые предложения, открывающиеся словами «такой, что», в отличие от простых предложений, открывающихся словами «который», встречаются в позиции предиката. И мы теперь видим, что такое их употребление в конечном счете не является бестолковым; ведь это — как раз средство прояснения охвата, как в случаях (7) — (13).
11 В основу этого параграфа положена дискуссия с Якобсоном.
12 Я изменил ‘All’ («Все») в тексте Шекспира, чтобы избежать не относящегося к задачам, которые здесь ставятся, предложения считать «все, что блестит», определенным термином, обозначающим совокупное блестящее содержание пространства-времени.