6.3 Пропозиции как значения

Значительную часть изучения слов «яблоко» или «река» составляло изучение того, что считать новым появлением того же самого яблока или реки, а что — другим яблоком или рекой. Так же точно — для слова «пропозиция»: этот термин имел мало смысла, пока у нас не появился некий стандарт — когда говорить о пропозициях как тождественных, а когда — как о разных. Не будучи чем-то физическим, пропозиции не могут, как яблоко или река, быть наблюдаемы; но для них допускается что-то аналогичное. Вопрос тождества пропозиций — это вопрос о том, в каком отношении должны стоять одно к другому два вечных предложения, чтобы всякий раз, когда «p» и «q» заменяют их, мы имели право сказать, что [q] есть та же самая пропозиция, что и [p], скорее, чем другая.

Обычный ответ заключается в том, что такие предложения должны быть синонимичны. Тот, кто дает такой ответ, может с тем же успехом отвечать, что пропозиция является значением предложения; и это — также хорошо известный подход. Не то что все значения изъявительных предложений следует считать пропозициями; более вероятная позиция заключается в том, что значение предложения «Эта дверь открыта» остается неизменным, тогда как связанная с ней пропозиция меняется от одного случая произнесения к другому. Но о пропозициях утверждалось бы, что они — значения вечных предложений.

Следует помнить, что значение выражения (если надо допускать такие вещи, как значения) нельзя путать с объектом, который выражение обозначает, если таковой имеется. Предложения вообще не обозначают (если не касаться таких конвенций, как трактовка Фреге), хотя это могут делать слова, входящие в их состав; предложения просто не являются единичными терминами. Но предложения все же имеют значения (если мы допускаем такие вещи, как значения); а значение вечного предложения — это объект, обозначаемый единичным термином, образованным путем заключения предложения в скобки. Этот единичный термин, в свою очередь, тоже будет иметь значение (если мы достаточно щедры на задание значения), но это значение, предположительно, будет чем-то другим12. При таком подходе значение (если таковое есть) не вечного предложения «Эта дверь открыта» не является пропозицией, и не является пропозицией то, что именует «[эта дверь открыта]»; то, что «[эта дверь открыта]» в таком случае именует, — это пропозиция, являющаяся значением не предложения «Эта дверь открыта», но некоего другого предложения, вечного предложения, представляющего собой подходящий разбор данного предложения для данного случая.

Если мы склонны защищать тождество пропозиций по признаку синонимии предложений, то нет очевидного возражения против того, чтобы называть пропозиции значениями вечных предложений. Опасения относительно того, объектом какого вида могло бы быть такое значение, могут быть устранены, по желанию, путем отождествления его с самим классом всех тех взаимно синонимичных предложений, о которых говорится, что они имеют это значение13. Остается только беспокойство по поводу подходящего понятия синонимии вечных предложений.

Если пропозиции должны служить в качестве объектов пропозициональных установок, то широкий вид синонимии предложений, о котором говорилось в § 2.8, не будет удовлетворительным в роли стандарта тождества пропозиций, даже если его адекватно сформулировать. Он будет слишком широк. Ведь он будет считать все аналитические предложения значащими тождественную пропозицию; все же наверняка было бы нежелательно считать все аналитические предложения взаимозаменимыми в контексте полагания или косвенной речи, особенно если все математические истины считаются аналитическими. Поэтому Льюис и Карнап обратились к суженным производным отношениям синонимии, говоря словами Карнапа — к интенсиональному изоморфизму, как лучше подходящим для взаимозамены в контекстах пропозициональной установки14. Способ их деривации был вкратце рассмотрен раньше в § 2.8.

Более широкая синонимия остается главной для обоих авторов. Это ей они ставят в соответствие модальную логику и ею измеряют тождество пропозиций. В их терминологии, таким образом, объекты пропозициональных установок не являются пропозициями; они представляют собой лучше индивидуированные объекты, названные Льюисом аналитическими значениями. С другой стороны, Черч сохраняет за словом «пропозиция» указание на такие объекты. Я предпочитаю следовать Черчу в этом, так как мне кажется, что именно пропозициональные установки настойчивее всего требуют постулирования пропозиций или чего-то подобного. Что касается задачи быть носителями истинности, то она выполняется пропозициями в любом из двух смыслов.

Оценка тождества пропозиций на соответствие пропозициональным установкам не запрещает модальное употребление пропозициональной абстракции, о котором говорилось в § 6.2. Эффект укрепленного тождества заключается лишь в том, что если значение всякого аналитического предложения продолжает оцениваться как необходимое, то будет много необходимых пропозиций. Отношение минимальной взаимозаменимости для модальной логики — Льюис назвал его строгой эквивалентностью — просто прекращает подразумевать тождество, а «P необходимо» прекращает определяться как «P = [(x)(x = x)]». Переинтерпретация модальной логики остается, таким образом, определимой, но ее необходимость уже, чем аналитичность (ср. § 6.2). В любом случае я чувствую, что лучшее из того, что модальная логика предлагает нашему вниманию, — это, скорее, побочный продукт постулирования пропозиций, чем цель их постулирования.

Мэйтс, Черч и Шеффлер утверждали, что интенсиональный изоморфизм Карнапа (и ранние конструкции Льюиса такого же вида) все же слишком широки для взаимозамены в контекстах пропозициональной установки. Патнэм и Черч отвечали предложениями по дальнейшему укреплению соответствующего отношения. Шеффлер все равно находит здесь лазейки, но часть его критики можно аннулировать, ограничив вопрос взаимозаменимости в контексте пропозициональной установки взаимозаменимостью вечных предложений. Каждое предложение, не являющееся вечным, должно быть переделано в вечное, соответствующее обстоятельствам предполагаемого утверждения пропозициональной установки, прежде чем мы испытаем на нем стандарт пропозиционального тождества. Этот план обязателен, если мы считаем объектами пропозициональных установок пропозиции, а пропозиции — значениями вечных предложений; и это — в любом случае естественное разделение проблем, поскольку превращение в вечное предложение (eternalization) часто происходит также и не в связи с пропозициональными установками.

Не многого можно здесь добиться, изучая исторические детали интенсионального изоморфизма и его варианты, так как эти конструкции зависят от понятия синонимии предложений в широком смысле или, что эквивалентно, от понятия аналитичности. После § 2.8 нам осталось не многого ждать от придания приблизительно подходящего смысла общей границе между аналитическими предложениями и другими, даже на основании совокупности диспозиций речевого поведения.

У нас есть интуиция аналитичности, но ее статус понижается. Это — вопрос о том, насколько сильно коммуникация ощущается зависимой от принятия соответствующих предложений (§ 2.8). Это — вопрос о том, как много гибкости мы получим, отталкиваясь от омофонного перевода, имея дело с нашим соотечественником, отрицающим такое предложение. Теперь нет возражения против градуированного понятия синонимии или аналитичности, если оно — ясное в разумных пределах; но не похоже, чтобы оно прямо или косвенно входило в стандарт тождества пропозиций. Ведь пропозиции должны быть тождественными или различными абсолютно; тождество в собственном смысле не знает степеней.

Эти соображения имеют значение только как возражения против надежды основать тождество пропозиций на некоего вида интенсиональном изоморфизме, выведенном из синонимии предложений широкого вида, взаимно определяемой вместе с аналитичностью. Мы по-прежнему могли бы надеяться сконструировать некое приближение к интенсиональному изоморфизму, подходящему для установления тождества пропозиций, каким-то иным способом, отличным от ускользающего широкого понятия синонимии предложений. Ведь мы видели в § 2.6, как определять стимульную синонимию общих терминов, используя стимульную аналитичность, а в главе 5 — как категоризовать структуру предложений в терминах небольшого числа фиксированных конструкций. С высоты категоризации предложения конструировались путем одного лишь предикативного присоединения общих терминов (включая «=» и «∈») к переменным и применения к ним квантификации, истинностных функций и других действий над предложениями (например, «O», «Ox», и др. из § 5.6). Здесь, таким образом, следует рассмотреть определение структурной синонимии: предложения в этой канонической форме записи синонимичны, если одно можно трансформировать в другое путем трансформаций логики квантификации и истинностных функций вместе с подстановкой общих терминов на место стимульно синонимичных общих терминов. Можем ли мы не считать вечные предложения в канонической записи значащими одну и ту же пропозицию тогда и только тогда, когда они синонимичны в этом смысле? Рассмотрим возражения.

(1) Трансформируемость одного предложения в другое посредством логики квантификации и истинностных функций может ускользать даже от специалиста-логика неопределенно долгое время; нет общего предела длительности исследования, которое для этого может потребоваться»15. Тогда, очевидно, отождествление пропозиций на таком основании дисквалифицировало бы их в качестве объектов полагания16. Мы могли бы ответить на это возражение включением в наше определение синонимии только определенных, наименее далеко идущих логических трансформаций или даже — никаких17.

(2) Возможно, стимульная синонимия общих терминов, от которой зависит наше определение, слишком слаба для того, чтобы дать желаемый эффект — в частности, в тех случаях, когда термины не обозначают явно наблюдаемые объекты (ср. § 2.6).

(3) Выживет ли общий термин предложения обыденного языка при каноническом парафразе этого предложения или исчезнет в пользу более своевременного анализа, зависит только от сиюминутных задач парафраза; и то же можно сказать о более своевременном анализе, если таковой имеется, (ср. § 5.1). Таким образом, предложенное нами понятие структурной синонимии с ее упором на общие термины в основном релевантно полностью каузальной стороне нашего употребления канонической символики. Не должны мы также заботиться о том, чтобы ответить на это возражение путем определения или придумывания какого-то абсолютного словаря простых общих терминов как канонических, пригодных для решения всех задач, элементов парафраза18. Если постулирование пропозиций как объектов серьезно, то любая такая произвольно проведенная предварительная работа с целью установления пропозиционального тождества должна рассматриваться как беспричинная.

(4) Предложенное понятие структурной синонимии, ограниченное, как оно есть, канонической символикой, слишком специальным образом распространяется на подкласс вечных предложений. Теперь постольку, поскольку это возражение нацелено, например, на отсутствие единичных терминов, оно второстепенно. Для устранения и восстановления единичных терминов у нас есть механические трансформации из § 5.7, и мы, если захотим, можем включить эти действия в наше определение структурной синонимии наравне с логическими трансформациями и подстановками, обусловленными стимульной синонимией. Но это возражение серьезно как возражение против ограничивания себя канонической символикой в других отношениях; ведь обращения в каноническую символику вообще — не более механические, чем иностранный перевод. Это возражение можно сформулировать просто как утверждение, что мы объясняем пропозициональное тождество относительно только одного языка. Оно применимо также, в частности, к зависимости нашего понятия от понятия стимульной синонимии терминов; ведь эта последняя, в отличие от стимульной синонимии предложений, с самого начала была ограничена английским языком (§ 2.6). Теперь, сказать, что мы всегда можем придерживаться нашего собственного языка и его канонической части, не будет адекватной защитой. Ведь, если принимать всерьез постулирование пропозиций, следует предполагать, что вечные предложения других языков также означают пропозиции; и каждая из них должна быть тождественна или отлична от каждой пропозиции, означаемой вечным предложением нашего собственного языка, даже если нас никогда не будет заботить, каким именно. Наверняка философски неудовлетворительно, чтобы такие вопросы тождества осознанно возникали, будучи сколь угодно академичными, без того, чтобы в принципе имелось хоть какое-то предложение по поводу того, как их истолковывать в терминах родных и иностранных диспозиций языкового поведения.

Этот последний пункт содержит зачатки аргумента не только против нашего специфического плана понятия структурной синонимии как стандарта пропозиционального тождества, но и против идеи постулирования пропозиций в целом. Ведь постольку, поскольку мы принимаем этот постулат всерьез, мы, таким образом, отдаем значение, как бы непроницаемо оно ни было, на откуп отношению синонимии, которое можно в общем определить для вечных предложений различных языков следующим образом: предложения синонимичны — значит, они означают одну и ту же пропозицию. Мы должны были бы тогда предположить, что среди всех альтернативных систем аналитических гипотез перевода (§§ 2.92.10), совместимых с совокупностью диспозиций языкового поведения говорящих на двух языках, некоторые — «действительно» правильные, а другие — неправильные — на непроницаемых с точки зрения поведения основаниях пропозиционального тождества. Таким образом, заключения, полученные в § 2.10, могут сказать сами о себе, что они неявно пренебрегают понятием пропозиции в целом, с точки зрения общей научной перспективы. Указанные выше в этом параграфе трудности упомянуты просто между прочим. Сам вопрос об условиях тождества пропозиций представляет собой не столько нерешенную проблему, сколько ошибочный идеал.

12 Ср. работу: Frege. “On Sense and Reference” и мою книгу “From a Logical Point of View”, pp. 9, 21 f, 47, 62, 163.

13 Так поступает Айер, р. 88. Бергман, если я правильно интерпретирую его ‘Intentionality’, р. 179, понимает пропозиции скорее как определенные атрибуты событий знания и тому подобного.

14 Lewis. Modes of Meaning; Carnap. Meaning and Necessity, §§ 14—16.

15 Так можно утверждать важное открытие, сделанное Черчем. См. мою работу “Methods of Logic”, исправленное издание, § 32.

16 Это возражение в принципе подобно возражению, выдвинутому против интенсионального изоморфизма Карнапа в упомянутых только что статьях Шеффлера и Черча.

17 Не включать ни одну из таких трансформаций — это путь Патнема и Черча в их только что упомянутых статьях. Заметим, что защищать такое чрезмерно узкое отношение синонимии легче, чем чрезмерно широкое; ведь когда мы считаем два предложения не синонимичными и, следовательно, не взаимозаменимыми в контекстах полагания, мы все же оставляем людям свободу полагать оба предложения. Вследствие этого можно легко справиться с первым из двух проблематичных случаев, замеченных Шеффлером (op. cit., вверху р. 42). Между прочим, все, что нужно для прояснения второго из этих случаев, — это техника выборочной прозрачности из § 4.6.

18 Ср. § 6.8. Именно в этом состоит наиболее радикальное отличие от употребления Карнапом его интенсионального изоморфизма. Он предполагает фиксированный закрытый словарь простых терминов.