Художник Л. Бирюков
Под большим шатром Голубых небес — Вижу — даль степей Зеленеется. И на гранях их, Выше темных туч, Цепи гор стоят Великанами. По степям в моря Реки катятся, И лежат пути Во все стороны. Посмотрю на юг — Нивы зрелые, Что камыш густой, Тихо движутся; Мурава лугов Ковром стелется, Виноград в садах Наливается. Гляну к северу — Там, в глуши пустынь, Снег, что белый пух, Быстро кружится; Подымает грудь Море синее, И горами лед Ходит по морю; И пожар небес Ярким заревом Освещает мглу Непроглядную... |
. . . . . . . . Широко ты, Русь,По лицу земли В красе царственной Развернулася! У тебя ли нет Поля чистого, Где б разгул нашла Воля смелая? У тебя ли нет Про запас казны, Для друзей стола, Меча недругу? У тебя ли нет Богатырских сил, Старины святой, Громких подвигов? Перед кем себя Ты унизила? Кому в черный день Низко кланялась? На полях своих, Под курганами, Положила ты Татар полчища. |
. . . . . . . . И давно ль было,Когда с Запада Облегла тебя Туча темная? Под грозой ее Леса падали, Мать сыра-земля Колебалася, И зловещий дым От горевших сел Высоко вставал Черным облаком! Но лишь кликнул царь Свой народ на брань — Вдруг со всех концов Поднялася Русь. Собрала детей, Стариков и жен, Приняла гостей На кровавый пир. И в глухих степях, Под сугробами, Улеглися спать Гости навеки. Хоронили их Вьюги снежные, Бури севера О них плакали!.. И теперь среди Городов твоих Муравьем кишит Православный люд. По седым морям Из далеких стран На поклон к тебе Корабли идут. И поля цветут, И леса шумят, И лежат в земле Груды золота. И во всех концах Света белого Про тебя идет Слава громкая. Уж и есть за что, Русь могучая, Полюбить тебя, Назвать матерью, Стать за честь твою Против недруга, За тебя в нужде Сложить голову! 1851 |
Не осталося Мне от батюшки Палат каменных, Слуг и золота; Он оставил мне Клад наследственный: Волю твердую, Удаль смелую. С ними молодцу Всюду весело! Без казны богат, Без почета горд. В горе, в черный день, Соловьем поешь; При нужде, в беде Смотришь соколом; Нараспашку грудь Против недруга, Под грозой, в бою Улыбаешься. И мила душе Доля всякая, И весь белый свет Раем кажется! Декабрь 1853 |
(Отрывок)
Ясно утро. Тихо веет Теплый ветерок; Луг, как бархат, зеленеет, В зареве восток. Окаймленное кустами Молодых ракит, Разноцветными огнями Озеро блестит. Тишине и солнцу радо, По равнине вод Лебедей ручное стадо Медленно плывет; Вот один взмахнул лениво Крыльями — и вдруг Влага брызнула игриво Жемчугом вокруг. Привязав к ракитам лодку, Мужички вдвоем, Близ осоки, втихомолку, Тянут сеть с трудом. По траве, в рубашках белых, Скачут босиком Два мальчишки загорелых На прутах верхом. Крупный пот с них градом льется, И лицо горит; Звучно смех их раздается, Голосок звенит. «Ну, катай наперегонки!» А на шалунов С тайной завистью девчонка Смотрит из кустов. «Тянут, тянут! — закричали Ребятишки вдруг. — Вдоволь, чай, теперь поймали И линей и щук». |
. . . . . . . . . . . . . .
Сеть намокшую подняли Дружно рыбаки; На песке затрепетали Окуни, линьки. Дети весело шумели: «Будет на денек!» И на корточки присели Рыбу класть в мешок. . . . . . . . . . . . . . . 17 марта, |
Село замолчало; безлюдны дороги; Недвижно бор темный стоит; На светлые воды, на берег отлогий Задумчиво месяц глядит. Как яркие звезды, в тумане сверкают Вдоль луга огни косарей, И бледные тени их смутно мелькают Вокруг разведенных огней. И вторит отчетливо чуткое эхо Уснувших давно берегов Разгульные песни, и отзывы смеха, И говор веселых косцов. Вот песни умолкли; огни потухают; Пустынно и тихо вокруг; Лишь светлые звезды на небе сияют И смотрят на воды и луг. Как призраки, в зеркале вод отражаясь, Зеленые ивы стоят И, мерно от тихого ветра качаясь, Чуть слышно ветвями шумят. И в сумраке лунном, поднявшись высоко Над крепко уснувшим селом, Белеется церковь от изб недалеко, Село осеняя крестом. Спит люд деревенский, трудом утомленный, Лишь где-нибудь бедная мать Ребенка, при свете лучины зажженной, Сквозь сон продолжает качать; Да с жесткой постели поднятый нуждою, Бездетный и слабый старик Плетет себе обувь дрожащей рукою Из свежих размоченных лык. 27 марта 1854 |
(Отрывок)
Меж ульев, к леску примыкая густому, Под тению гибких берез и ракит, Недавно покрытая новой соломой, Изба одинокая в поле стоит. Вкруг ульев ветловый плетень. За избою На толстых столбах обветшалый навес; Правее ворота с одной вереею, А далее поле, дорога и лес; И как хорошо это поле! Вот гречка Меж рожью высокой и спелым овсом Белеется ярко, что млечная речка; Вот стелется просо зеленым ковром, Склоняяся к почве густыми кистями; С ним рядом желтеет овес золотой, Красиво качая своими кудрями; А воздух струится прозрачной волной, И солнце так ярко, приветно сияет! Вот коршун лукавый над рожью плывет, Вдали колокольчик звенит, замирает, И мир насекомых немолчно поет. Апрель 1854 |
Замерли грома раскаты. Дождем окропленное поле После грозы озарилось улыбкой румяного солнца. Заревом пышет закат. Золотисто-румяные тучи Ярко горят над вершиной кудрявого леса. Спят неподвижные нивы, обвеяны негой вечерней. О, как хорош этот воздух, грозой и дождем освеженный!
Как ему рады повсюду, куда он проник, благодатный!Видел я в полдень вот этот цветок темно-синий: от жару
Грустно свернув лепестки, он клонился к земле
раскаленной;
Вот он опять развернулся и держится прямо на стебле.Солнце-художник покрыло его золотистою краской, Светлые капли, как жемчуг, горят на головке махровой; Крепко прильнула к нему хлопотливо жужжащая пчелка, Сок ароматный сбирая. А как забелелася ярко Гречка расцветшая, чистой омытая влагой от пыли! Издали кажется, снег это белой лежит полосою. Словно воздушный цветок, стрекоза опустилась на колос; Бедная! долго ждала она капли прозрачной из тучки. Вышел сурок из норы своей темной, кругом оглянулся, Стал осторожно на задние лапки и слушает: тихо... Только кричит где-то перепел и распевает овсянка; Весело свистнул и он и водицы напился из лужи. Вот пожилой мужичок показался из лесу. Под мышкой Держит он свежие лыки. Окинувши поле глазами, Шляпу он снял с головы, сединой серебристой покрытой, Тайно молитву творя, осенился крестом и промолвил: «Экую радость послал нам господь — проливной этот дождик!
Хлеб-ат в неделю поправится так, что его не узнаешь».17 мая 1854 |
Отдыхай, старик, Думу думая; Замолчала-спит Твоя мельница. Убыла вода Под колесами, Не шумит ручей За плотиною. Рано кончил он Молодой разгул, Погубил, прожил Силу юную. И текут его Слезы каплями, По сырой земле Тихо точатся. Было времечко, Пел он весело, Рассыпал кругом Брызги-золото, Серебром кипел Под колесами, Поднимал ключом Пену белую. И сиял, горел Против солнышка Цветной радугой, Огнем-искрами. Из живой волны В полночь тихую Высыпал на свет Дивы чудные, — Запоют они И заплещутся. Закипит вокруг Вода жемчугом, Великан старик Под березою Весь как лунь седой Им откликнется... |
И стоишь, дрожишь, Песни слушаешь, Инда волосы Встают иглами... Чуть зажгла заря Небо синее — Мужички тащат Хлеб на мельницу. Вмиг заставки все Дружно выдвинешь — Жернова начнут Свою музыку. И на камни рожь Тихим дождиком Из ковшей идет, В муку мелется. Только гул стоит Вокруг мельницы, Ходит ходенем Пол бревенчатый. И бежит на шум Рыбка смелая, Стоит бредень взять — Будешь с ужином. Отдохнуть прилег — Спишь под музыку, В богатырском сне Видишь праздники К мужику пришел — Место первое, Что ни год, кафтан Новый на плечи. Отвезешь вина, Пшена знахарю, — И копишь добро Припеваючи... Не тужи, старик! Было пожито. Хоть не сын, так внук Вспомнит дедушку! Есть на черный день В сундуке казна, В крепком закроме Хлеб некупленый. 11 августа 1854 |
Полно, степь моя, спать беспробудно: Зимы-матушки царство прошло, Сохнет скатерть дорожки безлюдной, Снег пропал, — и тепло и светло. Пробудись и умойся росою, В ненаглядной красе покажись, Принакрой свою грудь муравою, Как невеста, в цветы нарядись. Полюбуйся: весна наступает, Журавли караваном летят, В ярком золоте день утопает, И ручьи по оврагам шумят. Белоснежные тучки толпами В синеве, на просторе, плывут, По груди у тебя полосами, Друг за дружкою, тени бегут. Скоро гости к тебе соберутся, Сколько гнезд понавьют, — посмотри! Что за звуки, за песни польются День-деньской от зари до зари! Там уж лето... ложись под косою, Ковыль белый, в угоду косцам! Подымайся, копна за копною! Распевайте, косцы, по ночам! И тогда, при мерцанье румяном Ясных зорек в прохладные дни, Отдохни, моя степь, под туманом, Беззаботно и крепко усни. <Октябрь> 1854 |
Звезды меркнут и гаснут. В огне облака. Белый пар по лугам расстилается. По зеркальной воде, по кудрям лозняка От зари алый свет разливается. Дремлет чуткий камыш. Тишь — безлюдье вокруг. Чуть приметна тропинка росистая. Куст заденешь плечом — на лицо тебе вдруг С листьев брызнет роса серебристая. |
Потянул ветерок, воду морщит-рябит. Пронеслись утки с шумом и скрылися. Далеко-далеко колокольчик звенит. Рыбаки в шалаше пробудилися, Сняли сети с шестов, весла к лодкам несут... А восток всё горит-разгорается. Птички солнышка ждут, птички песни поют. И стоит себе лес, улыбается. Вот и солнце встает, из-за пашен блестит, За морями ночлег свой покинуло, На поля, на луга, на макушки ракит Золотыми потоками хлынуло. Едет пахарь с сохой, едет — песню поет; По плечу молодцу всё тяжелое... Не боли ты, душа! отдохни от забот! Здравствуй, солнце да утро веселое! 16 ноября 1854, январь 1855 |
Поутру вчера дождь В стекла окон стучал, Над землею туман Облаками вставал. Веял холод в лицо От угрюмых небес, И, бог знает о чем, Плакал сумрачный лес. В полдень дождь перестал, И, что белый пушок, На осеннюю грязь Начал падать снежок. Ночь прошла. Рассвело. Нет нигде облачка. Воздух легок и чист, И замерзла река. На дворах и домах Снег лежит полотном И от солнца блестит Разноцветным огнем. На безлюдный простор Побелевших полей Смотрит весело лес Из-под черных кудрей, Словно рад он чему, — И на ветках берез, Как алмазы, горят Капли сдержанных слез. Здравствуй, гостья-зима! Просим милости к нам Песни севера петь По лесам и степям. Есть раздолье у нас, — Где угодно гуляй; Строй мосты по рекам И ковры расстилай. Нам не стать привыкать, — Пусть мороз твой трещит: Наша русская кровь На морозе горит! Искони уж таков Православный народ: Летом, смотришь, жара — В полушубке идет; Жгучий холод пахнул — Всё равно для него: По колени в снегу, Говорит: «Ничего!» В чистом поле метель И крутит, и мутит, — Наш степной мужичок Едет в санках, кряхтит: «Ну, соколики, ну! Выносите, дружки!» Сам сидит и поет: «Не белы-то снежки!..» |
Да и нам ли подчас Смерть не встретить шутя, Если к бурям у нас Привыкает дитя? Когда мать в колыбель На ночь сына кладет, Под окном для него Песни вьюга поет. И разгул непогод С ранних лет ему люб, И растет богатырь, Что под бурями дуб. Рассыпай же, зима, До весны золотой Серебро по полям Нашей Руси святой! И случится ли, к нам Гость незваный придет И за наше добро С нами спор заведет — Уж прими ты его На сторонке чужой, Хмельный пир приготовь, Гостю песню пропой; Для постели ему Белый пух припаси И метелью засыпь Его след на Руси! 20 ноября 1854 |
* * * Уж как был молодец —Илья Муромец, Сидел сиднем Илья Ровно тридцать лет, На тугой лук стрелы Не накладывал, Богатырской руки Не показывал. Как проведал он тут, Долго сидючи, О лихом Соловье, О разбойнике, Снарядил в путь коня: Его первый скок — Был пять верст, а другой — Пропал из виду. По коню был седок, — К князю в Киев-град Он привез Соловья В тороках живьем. Вот таков-то народ Руси-матушки! Он без нужды не вдруг С места тронется; Не привык богатырь Силой хвастаться, Щеголять удальством, Умом-разумом. Уж зато кто на брань Сам напросится, За живое его Тронет не в пору, — Прочь раздумье и лень! После отдыха Он, как буря, встает Против недруга! И поднимется клич С отголосками, Словно гром загремит С перекатами. И за тысячи верст Люд откликнется И пойдет по Руси Гул без умолку. |
Тогда всё трын-трава Бойцу смелому: На куски его режь, — Не поморщится. Эх, родимая мать, Русь-кормилица! Не пришлось тебе знать Неги-роскоши! Под грозой ты росла Да под вьюгами, Буйный ветер тебя Убаюкивал, Умывал белый снег Лицо полное, Холод щеки твои Подрумянивал. Много видела ты Нужды смолоду, Часто с злыми людьми На смерть билася. То не служба была, Только службишка; Вот теперь сослужи Службу крепкую. Видишь: тучи несут Гром и молнию, При морях города Загораются. Все друзья твои врозь Порассыпались, Ты одна под грозой... Стой, Русь-матушка! Не дадут тебе пасть Дети-соколы. Встань, послушай их клич Да порадуйся... «Для тебя — всё добро, Платье ценное Наших жен, кровь и жизнь — Всё для матери». Пронесет бог грозу, Взглянет солнышко, Шире прежнего, Русь, Ты раздвинешься! Будет имя твое Людям памятно, Пока миру стоять Богом сужено. И уж много могил Наших недругов Порастет на Руси Травой дикою! 8 декабря 1854 |
Над светлым озером пурпуровой зари Вечерний пламень потухает. На берегу огни разводят косари, И беззаботно собирает Рыбак близ камыша сеть мокрую в челнок. Уснули в сумраке равнины, И только изредка прохладный ветерок Пошевелит листы осины. Люблю я этот час, когда со всех сторон Ко мне идут густые тени, И веет свежестью, и воздух напоен Дыханьем дремлющих растений; Когда становится яснее каждый звук, Горит зарница надо мною. И месяц огненный, безмолвный ночи друг, Встает над ближнею горою. Что нужды? Этот день печально я прожил Под гнетом горьких впечатлений, Зато теперь кипит во мне избыток сил И новых чувств и размышлений. Я вновь теперь живу! и как отраден мне И сон полей в тиши безлюдной, И этих ярких звезд, горящих в вышине, Язык торжественный и чудный! Январь 1855 |
Без конца поля Развернулися, Небеса в воде Опрокинулись. За крутой курган Солнце прячется, Облаков гряда Развернулася. Поднялись, растут Горы медные, На горах дворцы Золоченые. Между гор мосты Перекинуты, В серебро и сталь Позакованы. По траве, по ржи Тени крадутся, В лес густой бегут, Собираются. |
Лес стоит, покрыт Краской розовой, Провожает день Тихой музыкой. Разливайтеся, Звуки чудные! Сам не знаю я, Что мне весело... Все мне кажется, Что давным-давно Где-то слышал я Эту музыку. Все мне помнится Сумрак вечера, Тесной горенки Стены темные. Огонек горел Перед образом, Как теперь горит Эта звездочка. На груди моей Милой матушки Я дремал, и мне Песни слышались. Были песни те Звуки райские, Неземная жизнь От них веяла!.. И тогда сквозь сон Все мне виделся Яркий блеск и свет В темной горенке. Не от этого ль Так мне весело Слушать в сумерки Леса музыку, Что при ней одной Детство помнится, Безотрадный день Забывается? Начало ноября 1855 |
Затеплились звезды одна за другою Над темною далью лугов; Куда-то со скрипом, за сонной рекою, Проехал обоз чумаков. Задумав поужинать, подле залива Рыбак разложил огонек; И вдруг осветились: плакучая ива, Плечистый старик и челнок, Развесистый невод, подпертый шестами, Шалаш на крутом берегу, Кусты лозняка и, вдали за кустами, Стреноженный конь на лугу. Вот в сторону, верно, испуганный светом, Со свистом кулик пролетел... Всё тихо... лишь в поле, туманом одетом, Бог весть кто-то песню запел. А к полночи, кажется, дождь соберется, Уж наволочь кой-где пошла; Теперь мужичок его ждет не дождется: Ведь рожь наливать начала! Ложись, горожанин, в постель пуховую И спи до утра без забот! Хлеб будет: крестьянин свечу восковую Сегодня ж с молитвой зажжет. Вот тучки находят; отрада народа, Господь даст, и дождик пойдет... Уж сколько же завтра душистого меда Пчела моя в поле найдет! 7 ноября 1855 |
Солнце за день нагулялося, За кудрявый лес спускается; Лес стоит под шапкой темною, В золотом огне купается. На бугре трава зеленая Спит, вся искрами обрызгана, Пылью розовой осыпана Да каменьями унизана. Не слыхать-то в поле голоса, Молча ворон на меже сидит, Только слышен голос пахаря, — За сохой он на коня кричит. |
С ранней зорьки пашня черная Бороздами подымается, Конь идет — понурил голову, Мужичок идет — шатается... Уж когда же ты, кормилец наш, Возьмешь верх над долей горькою? Из земли ты роешь золото, Сам-то сыт сухою коркою! Зреет рожь — тебе заботушка: Как бы градом не побилася, Без дождей в жары не высохла, От дождей не положилася. Хлеб поспел — тебе кручинушка: Убирать ты не управишься, На корню-то он осыплется, Без куска-то ты останешься. Урожай — купцы спесивятся; Год плохой — в семье все мучатся, Всё твой двор не поправляется, Детки грамоте не учатся. Где же клад твой заколдованный, Где талан твой, пахарь, спрятался? На труды твои да на горе Вдоволь вчуже я наплакался! Лето 1856 |
Кипит вода, ревет ручьем, На мельнице и стук и гром, Колеса-то в воде шумят, А брызги вверх огнем летят, От пены-то бугор стоит, Что мост живой, весь пол дрожит. Шумит вода, рукав трясет, На камни рожь дождем течет, Под жерновом муку родит, Идет мука, в глаза пылит. Об мельнике и речи нет. В пыли, в муке, и лыс, и сед, Кричит весь день про бедный люд: Вот тот-то мот, вот тот-то плут... Сам, старый черт, как зверь глядит, Чужим добром и пьян, и сыт; Детей забыл, жену извел; Барбос с ним жил, барбос ушел... |
Одна певунья-ласточка Под крышей обжилась, Свила-слепила гнездышко, Детьми обзавелась. Поет, пока не выгнали. Чужой-то кров — не свой; Хоть не любо, не весело, Да свыкнешься с нуждой. В ночь темную под крылышко Головку подогнет И спит себе под гром и стук, Носком не шевельнет. 1856 |
Смеркает день. В бору темнеет. Пожар зари над ним краснеет. Во влажной почве лист сухой Без звука тонет под ногой. Недвижны сосны. Сон их чудный Так полон грез. Едва-едва Приметна неба синева Сквозь ветви. Сетью изумрудной Покрыла цепкая трава Сухое дерево. Грозою Оно на землю свалено И до корней обожжено. Тропинка черной полосою Лежит в траве. По сторонам Грибы белеют тут и там. Порою ветер шаловливый Разбудит листья, слышен шум, И вдруг всё стихнет — и на ум Приходят сказочные дивы. Слух раздражен. Вот в чаще треск — И, мнится, видишь яркий блеск Двух ярких глаз... Одно мгновенье — И всё пропало. Вот река; В зеленой раме лозняка Ее спокойное теченье Так полно силы. В челноки Собрали сети рыбаки, Плывут; струи бегут от весел; Угрюмый берег тень отбросил; Мост под телегами дрожит; И скрип колес и стук копыт Тревожат цаплю, и пугливо Она летит из-под куста. Веселый шум и суета На мельнице. Нетерпеливо Вода сердитая ревет, Мелькает жернов торопливо... |
Пора домой. Уж ночь идет, Огни по небу рассыпает. Пора домой: семья забот Меня давно там поджидает; Приду, — и встретит у ворот, И крепко, крепко обоймет... 1857 |
Тает забота, как свечка, Век от тоски пропадает; Удали горе — не горе, В цепи закуй — распевает. Ляжет забота — не спится, Спит ли, пройди — встрепенется; Спит молодецкая удаль, Громом ударь — не проснется. Клонится колос от ветра, Ветер заботу наклонит; Встретится удаль с грозою — На ухо шапку заломит. Всех-то забота боится, Топнут ногой — побледнеет; Топнут ногою на удаль — Лезет на нож, не робеет. По смерть забота скупится, Поздно и рано хлопочет; Удаль, не думав, добудет, Кинет на ветер — хохочет. Песня заботы — не песня; Слушать — тоска одолеет; Удаль присвистнет, притопнет — Горе и думу развеет. Явится в гости забота — В доме и скука и холод; Удаль влетит да обнимет — Станешь и весел и молод. 1857 |
В синем небе плывут над полями Облака с золотыми краями; Чуть заметен над лесом туман, Теплый вечер прозрачно-румян. Вот уж веет прохладой ночною; Грезит колос над узкой межою; Месяц огненным шаром встает, Красным заревом лес обдает. Кротко звезд золотое сиянье, В чистом поле покой и молчанье; Точно в храме стою я в тиши И в восторге молюсь от души. Июль 1858 |
Ярко звезд мерцанье В синеве небес; Месяца сиянье Падает на лес. В зеркало залива Сонный лес глядит; В чаще молчаливой Темнота лежит. Слышен меж кустами Смех и разговор; Жарко косарями Разведен костер. По траве высокой, С цепью на ногах, Бродит одиноко Белый конь впотьмах. Вот уж песнь заводит Песенник лихой, Из кружка выходит Парень молодой. Шапку вверх кидает, Ловит — не глядит, Пляшет-приседает, Соловьем свистит. Песне отвечает Коростель в лугах, Песня замирает Далеко в полях... Золотые нивы, Гладь да блеск озер, Светлые заливы, Без конца простор, Звезды над полями, Глушь да камыши... Так и льются сами Звуки из души! Июль 1858 |
В чистом поле тень шагает, Песня из лесу несется, Лист зеленый задевает, Желтый колос окликает, За курганом отдается. За курганом, за холмами, Дым-туман стоит над нивой, Свет мигает полосами, Зорька тучек рукавами Закрывается стыдливо. Рожь да лес, зари сиянье, — Дума бог весть где летает... Смутно листьев очертанье, Ветерок сдержал дыханье, Только молния сверкает. Июль 1858 |
В небе радуга сияет, Розы дождиком омыты, Солнце в зелени играет, Темный сад благоухает, Кудри золотом покрыты. Свет и тень под деревами Переходят, как живые; Мох унизан огоньками; Над душистыми цветами Вьются пчелы золотые. В чаще свиста переливы, Стрекотня и песен звуки. Подле ты, мой друг стыдливый. Слава богу! миг счастливый Уловил я в час разлуки! 1858 |
В темной чаще замолк соловей, Прокатилась звезда в синеве; Месяц смотрит сквозь сетку ветвей, Зажигает росу на траве. Дремлют розы. Прохлада плывет, Кто-то свистнул... вот замер и свист. Ухо слышит, едва упадет Насекомым подточенный лист. Как при месяце кроток и тих У тебя милый очерк лица! Эту ночь, полный грез золотых, Я б продлил без конца, без конца! 1858 |
Помнишь? — с алыми краями Тучки в озере играли; Шапки на ухо, верхами Ребятишки в лес скакали. Табуном своим покинут, Конь в воде остановился И, как будто опрокинут, Недвижим в ней отразился. При заре румяный колос Сквозь дремоту улыбался; Лес синел. Кукушки голос В сонной чаще раздавался. По поляне перед нами, Что ни шаг, цветы пестрели, Тень бродила за кустами, Краски вечера бледнели... Трепет сердца, упоенье, — Вам в слова не воплотиться! Помнишь?.. Чудные мгновенья! Суждено ль им повториться? 1858 |
Ни кола, ни двора, Зипун — весь пожиток... Эх, живи — не тужи, Умрешь — не убыток! Богачу-дураку И с казной не спится; Бобыль гол как сокол, Поет-веселится. Он идет да поет, Ветер подпевает; Сторонись, богачи! Беднота гуляет! Рожь стоит по бокам, Отдает поклоны... Эх, присвистни, бобыль! Слушай, лес зеленый! |
Уж ты плачь ли, не плачь Слез никто не видит, Оробей, загорюй — Курица обидит. Уж ты сыт ли, не сыт, — В печаль не вдавайся; Причешись, распахнись, Шути-улыбайся! Поживем да умрем, — Будет голь пригрета... Разумей, кто умен, — Песенка допета! 1858 |
Как сладко
В саду малиновка поет!И как не петь! В глуши живет, В кусте гнездо свила украдкой, В гнезде малютки... любо ей! Мир божий светел. Над землею Раздолье утренней порою Купаться в золоте лучей. |
Весна, весна! души отрада! Блестит на солнце зелень сада, В избытке жизни каждый лист Трепещет. В чаще писк и свист, В траве жужжанье. Дятел цепкий, По иве ползая, стучит; Вокруг его сухие ветки Торчат, как пальцы. Грач глядит Лукаво с вековой березы; Там крик галчат на дне дупла, Тут в чашечку душистой розы Вползает желтая пчела За медом. Ветерка дыханье Едва касается травы, Над головою дня сиянье И ширь бездонной синевы. |
Полдневный воздух жаром пышет. С открытой грудью спит, не дышит В постели светлая река. На желтой полосе песка Белеет камень. Одиноко За белым камнем грач сидит, Крыло повисло, клюв раскрыт. Покрытый влажною осокой, К крутому берегу прирос Недвижной лодки черный нос. |
Вдали барахтаются смело Мальчишки. Весело волне Ласкать их молодое тело... И видны головы одне Да руки крикунов. Толпою Идут коровы к водопою; Усталый, щелкая кнутом, Пастух тащится босиком, В рубашке. |
Восток краснеет. Кровли зданий, Дождем омытые, блестят. По небу синему летят Огнем охваченные ткани Прозрачно-бледных облаков, И тихий звон колоколов Их провожает. Пар волнами Плывет над сонными домами, Он влажен. Свежий воздух чист. |
Дышать легко. Румяный лист Трепещет, каплями покрытый. По улице ручей сердитый Журчит, доселе не затих. Меж белых камней мостовых Вода во впадинах алеет. Порою ветерок повеет, — И грудь невольно распахнешь, Цветов и трав дыханье пьешь. Проснися, божий люд! не рано! Вот кормит ласточка детей, Несутся стаи голубей В поля. Луч солнца из тумана Уже сквозит, — и божий люд Проснулся весело на труд. |
Настала осень. Скучен город. Дожди, туманы, резкий холод, Ночь черная и серый день — И по нужде покинуть лень Свой теплый угол. Вечерами Вороны, галки над садами Кричат, сбираясь на ночлег. |
Порой нежданный, мокрый снег Кружится, кровли покрывает, К лицу и платью пристает, И снова мелкий дождь пойдет, И ветер свистом досаждает. Куда ни глянешь — ручейки Да грязь и лужи. Окна плачут, И, морщась, пешеходы прячут Свои носы в воротники. |
Дождь каплет. Темными клоками, Редея, облака летят. Вороны на плетне сидят Так мокры, жалки! Под ногами Листы поблеклые шумят. |
Сад тих. Деревья почернели; Стыдясь невольной наготы, В тумане прячутся кусты; Грачей пустые колыбели Качает ветер, и мертва К земле припавшая трава. |
Вот и зима. Трещат морозы. На солнце искрится снежок. Пошли с товарами обозы По Руси вдоль и поперек. |
Ползет, скрипит дубовый полоз, Река ли, степь ли — нет нужды: Везде проложатся следы! На мужичке белеет волос, Но весел он, идет — кряхтит, Казну на холоде копит. 1854 — 1857 |
— «Ступай-ко за грибами, вот лукошко, — Ответит мать, — тут хлеб лежит». И в темный лес знакомою дорожкой Мальчишка бегом побежит. И там он ляжет на траве росистой. Прохлада, сумрак... Вот запел Зеленый чиж под липою душистой; Вот дятел на березу сел И застучал. Вот заяц по тропинке Пронесся, — и уж следу нет. Тут стрекоза вертится на былинке, По листьям жук ползет на свет; Тревожно шепчет робкая осина, Сквозь зелень видны вдалеке Уснувших вод зеркальная равнина, Рыбак с сетями в челноке. Стада овец, луга, пески, заливы, В воде и под водой леса, За берегами золотые нивы, Вокруг — в сияньи небеса. И, очарован звуками лесными, Цветов дыханьем упоен, Ребенок грезит снами золотыми, Весь в слух и зренье превращен. Когда корой прозрачною и тонкой Синела в осень гладь озер, Иной приют манил к себе ребенка, — Соседа постоялый двор. |
Там бурлаки порой ночлег держали Или гуляки-косари, Про степь и Волгу песни распевали Всю ночь до утренней зари. И за сердце хватал напев унылый. Вдруг свист... и вскакивал бурлак: «Пой веселей!» И песня с новой силой Неслась, как вихрь... «Дружней! вот так!..» И свистом покрывался звук жалейки, И пол от топота гудел, И прыгал стол, и прыгали скамейки... Ребенок слушал и смотрел. |
Горит заря. Румяный вечер жарок. Румянец по реке разлит. Пестреют флаги плоскодонных барок, И люд на пристани кишит. В высоких шапках чумаки с кнутами, Татарин с бритой головой, В бешмете с откидными рукавами Курчавый грек, цыган седой, Купец дородный с важною походкой, И с самоваром сбитенщик, И плут еврей с козлиною бородкой, Вестей торговых проводник. Кого тут нет! Докучный писк шарманок, Смех бурлаков, и скрип колес, И брань, и песни буйные цыганок — Всё в шум над берегом слилось. Куда ни глянь — под хлебом берег гнется: Хлеб в балаганах, хлеб в бунтах... Недаром Русь кормилицей зовется И почивает на полях. Вкруг вольницы веселый свист и топот; Народу — пушкой не пробьешь! И всюду шум, как будто моря ропот; Шум этот слушать устаешь. Октябрь — ноябрь 1855, 1860 |
По всей степи — ковыль, по краям — всё туман. Далеко, далеко от кургана курган; Облака в синеве белым стадом плывут, Журавли в облаках перекличку ведут. Не видать ни души. Тонет в золоте день, Пробежать по траве ветру сонному лень, А цветы-то, цветы! как живые стоят, Улыбаются, глазки на солнце глядят, Словно речи ведут, как их жизнь коротка, Коротка, да без слез, от забот далека. Вот и речка... Не верь! то под жгучим лучом Отливается топкий ковыль серебром. |
Высоко-высоко в небе точка дрожит, Колокольчик веселый над степью звенит, В ковыле гудовень — и поют, и жужжат, Раздаются свистки, молоточки стучат; Средь дорожки глухой пыль столбом поднялась, Закружилась, в широкую степь понеслась... На все стороны путь: ни лесочка, ни гор! Необъятная гладь! неоглядный простор! Май 1859 |
Однообразно и печально Шли годы детства моего: Я помню дом наш деревянный, Кусты сирени вкруг него, Подъезд, три комнаты простые С балконом на широкий двор, Портретов рамы золотые, Разнохарактерный узор Причудливых изображений На белом фоне потолков — Счастливый плод воображенья Оригинальных маляров, Лампадку перед образами, Большой диван и круглый стол, На нем часы, стакан с цветами, Под ним узорчатый ковер... |
С каким восторгом я встречал Час утра летнею порою, Когда над сонною землею Восток безоблачный пылал И золотистыми волнами, Под дуновеньем ветерка, Над полосатыми полями Паров вставали облака! С какой-то тайною отрадой Глядел я на лазурь небес, На даль туманную и лес С его приветливой прохладой, На цепь курганов и холмов, На блеск и тень волнистой нивы, На тихо спящие заливы В зеленых рамах берегов. |
Дитя степей, дитя свободы, В пустыне рос я сиротой, И для меня язык природы Одной был радостью святой... Зато как скучен я бывал, Когда сырой туман осенний Поля и дальние деревни, Как дым свинцовый, одевал, Когда деревья обнажались И лился дождь по целым дням Когда в наш дом по вечерам Соседи шумные сбирались, Бранили вечный свой досуг, Однообразный и ленивый, А самовар, как верный друг, Их споры слушал молчаливо И пар струистый выпускал Иль вдруг на их рассказ бессвязный Какой-то музыкою странной, Как собеседник, отвечал... В ту пору, скукою томимый, От шума их я уходил И ночь за книгою любимой, Забытый всеми, проводил, Иль слушал няни устарелой О блеске чудных царств и гор Одушевленный разговор Во мраке залы опустелой. Между 1849 и 1853 |
![]() |
Никитин И. С. |