2. Азадовский Оксману

<Иркутск> 18 февраля <19>45 Дорогой мой, милый Юлиан Григорьевич,

каким неожиданным, радостным сюрпризом явилось для меня Ваше письмо! Только оно шло бесконечно долго: оно датировано июлем, а получил я его несколько дней тому назад1, — еще немного, и оно бы уже не застало меня здесь, т<ак> к<ак> в самые ближайшие дни мы трогаемся в путь2.

В середине марта надеемся уже быть дома, ждем встреч с друзьями, — к сожалению, с многими уже не придется встретиться. Я вижу, Вы очень хоро­шо осведомлены (хотя и не вполне) о наших утратах и наших делах. Больше всего я буду ощущать, кроме смерти ближайших, конечно, товарищей по спе­циальности, утрату Василия Васильевича. В дни блокады, ежедневно встре­чаясь с ним и проводя довольно много времени (на дежурствах, в столовых, в очередях), мы очень сблизились, и я очень полюбил его. Сколько интерес­нейших замыслов погибло с ним! И, конечно, теперь уже долго у нас не будет настоящей, давно жданной и необходимой монографии о Гоголе. Впрочем, ведь, с каждым уходит нечто неповторимое. Как за последнее время изменил­ся и вырос было Пумпянский3! Он стал совершенно неузнаваем. Примером может служить прекрасная статья «Тургенев и Запад», опубликованная в Ор­ловском сборнике4. Умер он еще до войны.

Бесконечно тяжело думать и об утрате Юрия Николаевича, которого мне довелось хоронить в Москве5. Но он уже был давно «ушедшим из жизни», а последние месяцы даже уже ослеп. Но я остался все же оптимистом, каким Вы меня, вероятно, помните. Твердо верю и в то, что будет написана пре­красная книга, о которой мы не раз с Вами говорили, — книга о Пушкине. Настоящее, полное синтетическое исследование6. Ведь за последнее десяти­летие, несмотря на большую количественно литературу, мало появилось ра­бот о нем, открывающих новые горизонты или хотя бы подводящих четкие итоги сделанному. Книга о Пушкине ждет и дождется своего автора, как до­ждутся его друзья и товарищи.

Вы удивляетесь, дорогой, что не находите многих имен среди новых чле-нов-корреспонд<ентов>, а те, которые находятся, Вас удивляют. Ну, на это пора давно перестать удивляться. Потому-то Вы и видите там бездарных ста­рух, вроде Е. С. Истриной, что нет талантливой молодежи, вроде Гр<игория> Ал<ександрови>ча. Да и многих других нет7. Выборы же С. Д. Балухатого связаны были с желанием иметь директора Горьковского Музея8. Впрочем, все эти надежды, видимо, падут. Недавно получил известие, что С<ергея> Д<митриевича> поразил удар. Не знаю, в какой степени и насколько погибла его работоспособность, — но положение его очень тяжелое. К тому же у него все эти годы умирала и умирает жена, так и не сумевшая оправиться после перенесенных испытаний в дни блокады9.

Гр<игорий> Ал<ександрови>ч умудряется изо всех сил портить себе са­мому жизнь. Он во время саратовской эвакуации переругался со всеми това­рищами, поссорился с ректором, не захотел вернуться в Ленинград, — и ос-

37


тался в Саратове. Теперь, кажется, очень жалеет об этом, но исправить дело трудно10. А он, ведь, так необходим во всех коллективных историко-литера­турных предприятиях. Кафедра лит<ерату>ры в ЛГУ так и остается до сих пор вакантной, — вероятнее всего, что ее возглавит Борис Михайлович11, хотя этот проект встречает большие трудности на пути своего осуществле­ния12. Очень влиятельны сейчас на кафедре Исаак Григорьевич13 и Павел На­умович. Последний также замечательно вырос как человек и как ученый. В талантливого исследователя и особенно профессора-педагога вырос молодой доктор — Бялый Гр<игорий> Абр<амович>14. Его докторская диссертация осталась пока неопубликованной — о Короленко. Заметно растет и крупне­ет — Еремин13, — но он ушел всецело в древнюю литературу.

Замечательно продуктивно и интересно работает В. М. Жирмунский16. Он жил эти годы в Ташкенте, изучил восточные языки и теперь является исключительным специалистом: историком литературы, лингвистом, фоль­клористом, сочетающим знание западных и восточных языков.

Сам я за последние три года сделал мало — слишком был загружен педа­гогической работой, да и здоровье чрезмерно пошатнулось после пережитого в Ленинграде17. Тяжело пришлось за эти годы и жене моей, — вот только молодцом и героем растет сын мой, с которым, надеюсь, Вы скоро уже смо­жете познакомиться. Он, правда, еще неграмотен, но «читает» напропалую Пушкина, замучивая <sic!> длинными отрывками наших писателей.

Крепко-крепко обнимаю и целую. Семья моя шлет Вам, как и я, сердеч­ный привет.

Весь Ваш М. А.

1 На конверте предыдущего письма — помета: «Просмотрено Военной Цензу­рой. Магадан» и почт. штемпель: Иркутск. 15.1.45.

2 Проведя в Иркутске неполных три года, семья Азадовских покинула этот город 20 февраля и вернулась в Ленинград 10 марта 1945 г.

3 Лев Васильевич Пумпянский (1891?—1940) — философ и филолог, историк лит-ры. В 1930-е гг. — профессор ЛГУ и Ленинградской консерватории. См. о нем: Рус. философия. Малый энциклоп. словарь. М., 1995. С. 431—432 (автор статьи — Б. Долгин).

4 Имеется в виду: И. С. Тургенев. Материалы и исследования. Сб. под ред. Н. Л. Бродского. Орел, 1940.

Николай Леонтьевич Бродский (1881—1951) — историк рус. лит-ры и общественной мысли XIX в., автор работ о Тургеневе, Белинском и др. Профес­сор Московского ун-та. Действительный член Академии пед. наук РСФСР, научный сотрудник ИМЛИ. См. также письмо 55.

5 24 декабря 1943 г. Марк Константинович сообщал Л. В. Азадовской: «Тома­шевских видел только вчера на гражданской панихиде по Тынянову, смерть которого поразила меня как громом. Стоял в почетном карауле вместе с Тат. Гр. Цявловской и Вс Ивановым».

Борис Викторович Томашевский (1890—1957) — литературовед, пушки­нист. С 1942 г. — профессор ЛГУ, с 1946 г. — зав. Рукописным отделом ПД, с


января 19S7 г. — зав. Сектором изучения жизни и творчества Пушкина ПД. Б. В. Томашевскому и М. К. Азадовскому принадлежит совместная работа: «О датировке "Сказки о попе и о работнике его Балде"» // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. Т. II. М.; Л., 1936. С. 317-324.

Ирина Николаевна Медведева, урожд. Блинова (1903—1973) — литерату­ровед, специалист в области рус. лит-ры начала XIX в. (Баратынский, Гнедич, Грибоедов и др.). Автор нашумевшей книги «Стремя "Тихого Дона"», ано­нимно изданной в Париже в 1974 г. Жена Б. В. Томашевского.

Татьяна Григорьевна Цявловская, урожд. Зенгер (1897—1978) — литературо­вед, пушкинист. Жена известного пушкиниста М. А. Цявловского (1883—1947).

Через несколько месяцев Азадовский рассказывал И. Я. Айзенштоку (письмо от 31 марта 1944 г. из Иркутска):

«Мне пришлось быть на гражданской панихиде в Союзе писателей по Тынянову и на вечере его памяти. Осталось самое тяжелое впечатление. Я удивился, не встретив никого почти из крупных московских литературоведов на панихиде. Оказывается, в этот час было заседание Отдела новой литерату­ры в Институте им. Горького. Они, видите ли, не могли прервать заседания ради этой цели, хотя находились не так уж далеко от места панихиды. Пре­красную речь сказал К. Федин, очень выпукло обрисовавший и облик и место в литературе Юр<ия> Ник<олаевича>. На вечере очень интересно (хотя не­ровно) говорил В. Шкловский...»

Иеремия Яковлевич Айзеншток (1900— 1980) — историк лит-ры, перевод­чик, автор работ, посвященных украинским писателям (Шевченко, Квитка и др.). Доцент кафедры истории рус. лит-ры ЛГУ.

6 Азадовский имеет в виду книгу о Пушкине, которую еще в конце 1920-х — начале 1930-х гг. мечтал и готовился написать Ю. Г. Оксман. «Книга о Пуш­кине, на которую потратил несколько лет работы, остается неоконченной... <...> Примерно в таком же положении у меня две книги о декабристах, вчер­не законченные еще в 1927—1928 г. <...> А годы идут, невыпущенные иссле­дования гниют на корню, становятся почти чужими», — писал Оксман 12 сен­тября 1932 г. Л. П. Гроссману (РГАЛИ. Ф. 1386. Оп. 2. Ед. хр. 347. Л. 3). После углубленных занятий прозой Пушкина в середине 1930-х гг. Оксман конкре­тизировал свой замысел, намереваясь «весь этот материал развернуть в книгу о прозе Пушкина» (письмо к жене от октября 1940 г. // Из переписки Ю. Г. Оксмана. С. 125). В начале 1960-х гг. ученый вернулся к этой работе. «Двигается и моя монография о Пушкине (10 декабря делаю о ней доклад)»,— сообщает Оксман 1 ноября 1963 г. Н. К. Пиксанову. Обдумывался также план книги «Пушкин и декабристы» (см. примеч. 9 и 10 к письму 25). Ни один из этих замыслов в полной мере не осуществился.

В одной из публикаций, посвященных 100-летнему юбилею Оксмана, сообщалось, что черновые материалы к его монографии о Пушкине и декаб­ристах были переданы после смерти ученого профессору В. В. Пугачеву, уче­нику Юлиана Григорьевича, однако до настоящего времени это «уникальное исследование» не опубликовано — из-за отсутствия финансовой поддержки (Коробова Е. «Все так же, не проще, век наш пробует нас...» // Аргументы и факты (в Саратовской и Тамбовской областях). Бесплатное приложение к газ. «Аргументы и факты». 1995. № 1 (15).

7 Отношение Марка Константиновича к состоявшимся осенью 1943 г. выборам в Академию наук (по Отделению лит-ры и языка) передает его письмо к И. Я. Айзенштоку от 25 октября 1943 г. (из Иркутска): «Личные симпатии, приятельские отношения, абсолютное пренебрежение к голосу и мнению фи­лологической общественности, пренебрежение к задачам науки, особенно со-

39


ветской, и пр. и пр.— дошли здесь до апогея. Избрание старухи Истриной в этом отношении, поистине, символично».

8 Имеется в виду Музей М. Горького, открытый в Москве 1 ноября 1937 г.

9 Люция Федоровна Балухатая (?—1945) — жена С. Д. Балухатого.

10 Г. А. Гуковский окончательно уволился из Саратовского ун-та летом 1946 г.

11 Борис Михайлович Эйхенбаум (1886—1959) — литературовед, критик, автор работ о Лермонтове, Тургеневе, Л. Толстом, Ахматовой, о поэзии, прозе и др. Профессор ЛГУ (до весны 1949 г.).

«Я не согласен с Вашим подходом к Б. М. Эйхенбауму, — писал Оксман Н. К. Пиксанову 11 января 1960 г. — Он был одним из замечательнейших советских литераторов (именно литераторов, а не ученых), пропагандистов нашей литературной науки. Его книги расширяли круг читателей наших спец<иальных> работ, популяризировали сложнейшую проблематику, при­вивали вкус к изучению литературного прошлого. Он был (особенно после 30-х годов) настоящим исследователем (напомню о его работах о Лермонто­ве), выдающимся текстологом (конечно, практиком, а не теоретиком), а его формалистические декларации 20-х годов — это детская болезнь левизны. Его работы последних десяти лет — свидетельство живого пересмотра всего того, что сделано было им в теч<ение> 25-летия его прежней работы («Ленин о Толстом», «Из Казанского периода жизни Л. Н. Толстого», статьи о «Герое нашего времени»). К вам он относился так же, как вы к нему, — с тою же нетерпимостью, с тем же пристрастием, так же мнительно, недоверчиво и враждебно. Поэтому, приехав в Ленинград на его похороны и вынужденный, по заданию высших организаций, заняться судьбою его архива и библиотеки (кстати сказать, он оставил дневник — примерно за четверть века), я за полто­ра дня, которые был в нашем городе, не позвонил к вам» (о причинах «враждеб­ного» отношения к Пиксанову со стороны Эйхенбаума см. примеч. 9 к пись­му 3 и примеч. 16 к письму 26).

12 Кафедру истории рус. лит-ры в ЛГУ возглавил с осени 1946 г. Г. А. Гуковский.

13 Исаак Григорьевич Ямпольский (1903—1993) — историк рус. лит-ры, автор работ об А. К. Толстом, Помяловском, сатирической журналистике 80-х гг. XIX в., «поэтах "Искры"» (Курочкин, Минаев и др.). Профессор ЛГУ.

14 Григорий Абрамович Бялый (1906—1987) — историк лит-ры, исследователь творчества рус. писателей второй половины XIX века (Тургенев, Короленко, Гаршин и др.). Профессор ЛГУ.

15 Игорь Петрович Еремин (1904—1963) — литературовед, исследователь древ­нерус. лит-ры. Профессор ЛГУ; в 1951 — 1963 гг. — зав. кафедрой истории рус. лит-ры.

16 Виктор Максимович Жирмунский (1891—1971) — литературовед, германист, языковед, историк рус. и западноевропейской лит-ры, автор широко извест­ных работ в области сравнительного литературоведения, немецкой диалекто­логии, стиховедения, рус. поэзии начала XX в., фольклора (в том числе — восточного) и др. Профессор ЛГУ. Заведовал различными кафедрами в ЛГУ (романо-германской филологии, западноевропейских лит-р и др.) и кафед­рой западноевропейских языков в Пед. ин-те им. А. И. Герцена (ныне — Гос. пед. ун-т им. А. И. Герцена). Академик (1966). Чл.-корр. Германской Акаде­мии наук (ГДР), Британской Академии, почетный доктор Ягеллонского ун-та (Краков) и др. зарубежных ун-тов.

17 Т. е. пережитого в блокадном Ленинграде. См. подробнее: Из блокадных пи­сем М. К. Азадовского. См. также: Ярневский И. М. К. Азадовский в годы войны // Сиб. огни. 1988. № 12. С. 160-165.