37. Оксман — Азадовскому
<Саратов> 3 июля<1950>
Дорогой Марк
Константинович,
второй раз мы с
вами чуть-чуть не встретились в Москве. Я отложил свою поездку, рассчитанную на середину июня,
только в связи с некоторыми пертурбациями в Саратовском университете, которые
рикошетом могли задеть и меня (перемена декораций в руководстве). Я вам,
кажется, писал по случаю трехлетия своей работы в Саратове, что с каждым годом
я, как сие ни странно, чувствовал себя не прочнее, а все менее и менее
устойчивым на своем посту. Скажу больше, — чем шире развертывалась моя работа и
чем большее признание она получала в широких студенческих кругах, тем я
чувствовал себя хуже в других отношениях и разрезах. Со второго полугодия этого
года я почти отстранился от всяких дел, связанных с представительством, ни во
что не вмешиваюсь, ничего не затеваю,
от всех прежних начинаний отказался.
Может быть, станет легче, но скорее всего ничто не изменит этого ощущения эфемерности
всякой стройки на песке-плавуне. Стараюсь ни о чем не задумываться, получше делать свое дело, по возможности писать, но — «без
ободрения таланты вянут»1, а для будущих поколений можно писать
только мемуары — жанр, органически мне чуждый. Недавно, впрочем, хотел
записать кое-что из высказываний Горького о некоторых из наших писателей и ученых
(в том числе о Н. Я. Марре2, Деборине3,
Волгине, Горбунове4), но потом прошла охота. Я очень спорил с ним о
В. П. Волгине, которого он ни за что не хотел принять у себя (так и не
принял!), настаивал на выводе его из редакторского комитета по Пушкину и очень
удивлялся, что у меня может быть общего с этим «скопцом, у которого, как у
киевских ведьм, вместо души — пар» (собственные слова А<лексея>
М<аксимовича>!). Очень осторожно, но я предупредил все же
В<ячеслава> П<етровича> об этом
предубеждении, бороться с которым было бесполезно. В
142
ческих нор6.
Может быть, дойдет когда-нибудь очередь и до более нам близких участков гуманитарных наук,
где вредительства (и объективного, и субъективного) не меньше! Думали ли вы,
что «переживете» И. И. Мещанинова (субъективно честного человека, но объективно
вредного, именно вредного, а не небрежного, ибо «кому много дано», — с того
«много и спросится» — ведь Мещанинов это не Сердюченко7,
а ведь именно он выпестовал и ваших гонителей).
На днях взялся за
декабристскую литературу, которой не касался лет 20. Пересматриваю и свои, и
ваши работы (недавно штудировал
Бестужевские издания8). Вчитываюсь и в работы последних лет
(М. В. Нечкиной — очень не плохо, Базанова — ниже всякой критики). Не знаю еще,
на чем сосредоточусь. Столько у
меня долгов перед исторической
наукой, столько не погашенных обязательств с
и т. д.). Я
получил офиц<иальное> предложение участвовать в юбил<ейном> сборн<ике> Института Истории9. Это приглашение и явилось поводом для
возвращения к декабристам. Вероятно все лето буду
заниматься декабристами.
В Москве
рассчитываю быть в серед<ине> июля. Мне очень
хочется повидаться с тремя-четырьмя ленинградцами, но не знаю, удастся ли
проехать этим летом к вам. К прежним осложнениям присоединились и материальные, о которых никогда до сих пор не думал, даже в
Магадане или у Северного Ледовитого Океана.
Если вы видали
Ксению Петровну, то знаете о моих делах достаточно. Не сердитесь, что редко
пишу. Поводом для моих писем являются обычно ответы на книги, за которые
нельзя не благодарить. Но без повода писать стало мне как-то трудновато. Сам
понимаю, что это не хорошо, но инерции победить не в силах. Не думайте, что
мои благодарности похожи на комплименты. Нет, я больше
отругиваюсь (с Н. Л. Бродским мы чуть не поссорились, так как на все его
подарки я откликался критикой, «не взирая на лица». Очень кисло написал недавно В. Н. Орлову10,
еще кислее — о ленингр<адском> сб<орнике>
«Белинский»11). Ник<олай> Ив<анович> Морд<овченко>
недавно писал мне, что чувствует себя очень виноватым перед вами, но надеется,
что вы не сомневаетесь в его
дружески-почтительных чувствах12. Над чем работаете, дорогой
Марк Константинович? Как здоровье? Что у Жирмунских?
Антонина Петровна
шлет самый серд<ечный> привет Лидии Владимировне
и вам.
Ваш Ю. Оксман
1 Вопрос об «ободрении
талантов» со стороны правительства и т. д. был предметом дискуссии между
Пушкиным и А. А. Бестужевым-Марлинским после появления статьи последнего
«Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 годов». Бестужев
утверждал, что «ободрения у нас нет — и слава богу!»;
Пушкин возражал ему (см. письмо Пушкина к Бестужеву из Михайловского, написанное в конце мая — начале
июня
2 Николай
Яковлевич Марр (1864—1934) — лингвист, археолог. Возглавлял Ин-т языка и
мышления, Академию истории материальной культуры. Гос. Публичную библиотеку.
Член ВКП(б), кандидат в плены ЦИК и пр. Академик (1912).
В 1930-1934 гг. - вице-президент АН СССР.
3 Абрам
Моисеевич Деборин (Иоффе) (1881 — 1963) — философ, историк. Директор Ин-та философии АН СССР (1924—1931). Академик (1929). Член
президиума АН СССР с 1935 по 1945 гг.
4 Видимо,
Николай Петрович Горбунов (1892—1938) — химик-технолог, географ. Академик
(1935). В 1935—1937 гг. — непременный секретарь АН СССР. В
5 Смысл
этого пассажа, скорее всего, следующий: вернувшись с Колымы, Оксман в начале
6 В
мае—июне
7 Георгий
Петрович Сердюченко (1904—1965) — лингвист, востоковед. Чл.-корр. Академии
педагогических наук РСФСР.
8 Оксман
имеет в виду: Воспоминания Бестужевых / Ред., вводные
ст. и примеч. М. К. Азадовского и И. М. Троцкого. М., 1931 (ср. также
следующее письмо).
9 Сб.,
о котором упоминает Оксман, был издан лишь через несколько лет под названием:
Очерки из истории движения декабристов. Сб. статей / Под
ред. Н. М. Дружинина, Б. Е. Сыроечковского. М, 1954. Оксман напечатал в этой книге
свое исследование «Из истории агитационно-пропагандистской лит-ры
двадцатых годов XIX века», состоящее из двух частей: 1. «Воззвание к сынам
Севера» (С. 451—474); 2. «Пифагоровы законы» и «Правила соединенных славян»
(С. 474—515).
Николай
Михайлович Дружинин (1886—1986) — историк. Автор исследований по истории
освободительного движения в России, прежде всего — декабристоведческих. Академик
(1953).
Борис Евгеньевич Сыроечковский (1881—1961)
— историк, декабристовед, архивист. В 1926—1957 гг. преподавал в различных
вузах Москвы.
10 «Кислое»
письмо Оксмана было вызвано, скорее всего, неблагоприятным впечатлением от кн.
Орлова «Рус. просветители
1790—1800-х годов» (1950), отмеченной в
11 См.
примеч. 5 к письму 8.
12 20
июня
Елена Дмитриевна Мордовченко (1910—1976) —
жена Н. И. Мордовченко. В 1951—1965 гг. — сотрудник Рукописного отдела ПД.