117. Оксман Азадовскому

<Саратов. 22 июня 1953>1

Дорогой Марк Константинович,

отвечаю и на большое ваше письмо, и на добавление к нему от 17/VI. Прежде всего должен признаться, что в Ленинград я не собираюсь этим летом — просто не стоит отнимать от настоящего отдыха «судьбой отсчитанные дни»2.


Разумеется, если бы не было чудесной дачи в Подрезкове (у самого озера, в роскошном саду, среди цветущих роз*), то охотно приехал бы проветриться в Ленинград. Но сейчас меня не пугают даже угрозы Мих<аила> Пав<ловича> заехать за мною в Москву — все равно не поеду. Чувствую я себя все лучше и лучше — то ли уколы помогают, то ли свобода от лекций и отсутствие кон­кретных неприятностей, но я стал возвращаться к жизни. Это еще не значит, что я стал работоспособен, — не только не написал за 7 месяцев ни одной строчки, но даже написанные примеч<ания> к неизд<анным> письмам Ра­евского3 не могу взять в руки — так и лежат они без вступит<ельной> статьи и «немашинизированные». Но читаю кое-что — продукцию Пушкин<ского> Дома, журналы, кое-что о Наполеоне (очень актуально!).

Находка Березиной меня даже взволновала — за мной старый долг — Пуш­кин, Гоголь и Белинский в «Современнике» 1836 г.4. Много интересных и на­блюдений, и материалов, залежавшихся с 1920 г. Хотел обработать для «Учен<ых>

Записок», но не успел, т. е, так и не смог себя заставить сесть за стол. Зато строчу

отзывы на диссертации — о чем и о ком угодно. Вашей неохоте влезть в Черны­шевского — сочувствую. Мне рассказывал Потявин о своем визите к вам (он

был в Саратове проездом) - он восхищен вами и уверяет, что таких замечатель­ных ученых никогда не видел. Это не помешало ему, конечно, оставить и в диссертации, и в автореферате хамские строчки, несмотря на то, что я очень стыдил его за них. Кстати сказать, он самовольно поставил мое имя как руково­дителя на диссертации, которой я не читал. Те же материалы и главы, которые он мне приносил, кот<оры>е я ему правил, он использовал лишь в самой не­большой части, пересыпав зато работу всякой ерундой и благоглупостями. Все это характерно для нашей смены. Он еще не из самых худших.

Вы придаете слишком большое значение статье о литературоведении5. Ее уже все забыли. Но наука наша признается — и бред Фадеева никто не вспоминает6. Я имею в виду проспект «Очерков по истории русского литературове­дения»7. Видали? В основном — жеванное папье-маше, вызывающее рвоту и колики. Но для начала пусть сделают хоть этот морковный кофе8. Будет печка, ОТ которой начнут учиться плясать хоть Онуфриевы. Все-таки какая-то науч­ная перспектива, а не просто револ<юционные> демократы + каприйские лек­ции9 и схемы секретарей Фадеева.

Все, что вы говорите о своих издат<ельских> планах и лит<ературных> проектах — очень горько читать. Но я понимаю, что все это нисколько не преувеличено. И тем хуже, что это не сверху, а снизу, ибо на верхах люди

меняются, а низовой мрази имя легион,

Будьте здоровы, а все прочее приложится. Сердечный привет Лидии Вла­димировне.

Ваш Ю. О.

* Ант<онина> Петровна в Подрезкове уже три недели.

1 Датируется согласно помете Оксмана на конверте письма Азадовского от 17 июня (№ 115): «Отв<етил> 22/VI».

330


2 См. примеч. 6 к письму 109.

3 См. примеч. 14 к письму 97.

4 Работа на эту тему Оксманом не была написана. Ср. примеч. 12 к письму 25 и примеч. 5 к письму 71.

3 См. примеч. 6 к письму 115.

6 См. примеч. 7 к письму 115.

7 См.: Очерки по истории рус. литературоведения. Проспект. Для обсуждения / Отв. ред. А. М. Еголин. М., 1953.

8 Выражение из стихотворения Маяковского «Юбилейное» (1924), относящее­ся к поэзии А. И. Безыменского.

9 Имеются в виду лекции по истории рус. лит-ры XIX и XX вв., прочитанные М. Горьким для слушателей партийной школы на Капри в августе-ноябре 1909 г. Изданы посмертно: Горький М. История рус. лит-ры. М., 1939 (Архив А. М. Горького. Т. 1).